Кто знает меня давно, тот подтвердит: я всегда публикую только собственные тексты. Но сегодня - исключение. Потому, что текст этой, моей неблизкой знакомой, отличный образец того, как здорово можно писать воспоминания.
"Для меня жизнь - это не то, что происходит. Это то, что остается в моей памяти.
И память моя работает так, что с годами оставляет от важных событий набор каких-то крошечных эпизодов, фраз, фантиков, запахов, вкусов или театральных программок. Никакой целой картинки, даже если событие было грандиозно важным.
А вот почем моя память поступила так с тем днем, для меня всегда останется самой большой загадкой.
Сентябрь в Нью-Йорке это избавление. После душного влажного лета, когда кондиционер заменяет органы дыхания. Будто кто-то завернул тебя в мокрые простыни и заставил так жить долгих три месяца.
И вдруг на город накидывают прозрачную прохладную вуаль. И ты вдыхаешь нежную осень.
Тот день был солнечным, сапфировым хрустальным вторником. Самым атмосферно приятным днем в году.
Я пришла на работу к 8 утра в свой ресторан в Гринвич Вилладже, где я работала официанткой 4 дня в неделю. Это была прекрасная работа, признаюсь, у меня до сих не было лучше: центр, самый богемный и зеленый район Нью-Йорка. За 8 часов я зарабатывала 150 долларов чаевых, болтала, ела и шла готовиться к поступлению в магистратуру.
Напарница-колумбийка зло отметила, что я совершенно несправедливо получаю бОльшую секцию из 14 столиков, против ее 10. Хозяин-грек отдал мне секцию без очереди.
Большая секция - большие чаевые.
Она фыркнула, что как всегда ее никто не ценит, и все достается мне. Оглядела меня с головы до груди, посмотрела на хозяина и многозначительно хмыкнула.
Первыми клиентами были туристы из Франции, которых никто не любил обслуживать они никогда не оставляли чаевых. Колумбийка триумфально улыбнулась ну хоть какая-то месть за 14 столиков.
Я вышла на улицу положить чек. Я хорошо запомнила наш раздраженный диалог очень трудно скрыть, что ты не хочешь обслуживать, зная, что не заплатят. Они кинули швырнули мне 2 доллара за кофе, встали и пошли, и в тот момент, когда я, злая, зашла внутрь пожаловаться красавице Беате - барменше из Польши она почему-то стояла у радио, хотя радио мы никогда не слушали, у нас обычно играл Брамс. Это был такой крошечный старый скрипящий приемник с антенной.
"Hijacked". Зачем бы мне знать перевод этого слова до того дня? Мне сказали, это значит, что угнали самолет. Дальше я помню, что я вышла на улицу и увидела легкий дым от антенны на крыше "близнеца". С площади в Гривич Вилладже до близнецов километров 5, панорама Близнецов была как на ладони. Никак совместить самолет и дым мое сознание не могло.
А люди приходили и просили свои жареные яйца. И людей было много никто же не хотел сидеть дома один.
Потом я вышла и увидела дыру во втором небоскребе. Самолет летел с Гудзона и нам его не было видно. Потом он упал. Где-то в промежутке между тем, как я несла блины с беконом к третьему столику, а бельгийские вафли к пятому.
Потом мне казалось, мы все очень долго думали, что первый небоскреб не упадет. Потому что с нашей точки было видно только легкий дым на крыше. А что в нем сидит самолет, я, честно, тогда так и не поняла.
На самом деле все это было не долго. И он упал. Тоже на моих глазах. И я этого не помню.
И я по-прежнему до конца не понимала, что происходит, потому что я бегала между столами как заведенная. И слушать скрипучее радио мне было некогда. Потом пришли люди в строгих офисных костюмах, посыпанные цементом. Они пешком дошли от небоскребов. Они молча ели и уходили.
Память моя зафиксировала, что все ужасно хотели есть, но никто ничего не говорил.
Потом пришли все, кого отпустили с работы, они ели, пили, ели, пили.
Я не помню, куда и как быстро рассеялся пепел от двух огромных небоскребов.
Но небо было сапфировым, воздух прозрачным и люди бесконечной чередой приходили есть и пить.
К 6 часам вечера мы продали всю еду. Первым не выдержал повар двухметровый качок мексиканец упал в обморок, потому что с 5 утра стоял за раскаленным грилем.
Новые сотрудники не могли приехать заменить нас, потому что въезд в Манхеттен закрыли.
В 7 часов хозяин подошел к двери закрыть кафе, когда требовательный молодой парень начал кричать, что мы обязаны его накормить, ведь это Америка, черт возьми, и если еда кончилась, то мы должны сбегать в супер маркет и купить что то и ему приготовить.
Хозяин дал ему дверью по лбу.
Я села пересчитывать чаевые. У меня было 450 долларов.
"Ты же понимаешь, что получила большую секцию незаслуженно",- сказала колумбийка у меня за плечом.
Если бы не двое ее маленьких детей я б, конечно, ей врезала.
Я шла домой по самой красивой улице. Мимо крошечных ресторанчиков и толпы гуляющих людей
В кондитерской продавались капкейки, там всегда стояла большая очередь. Именно в тот день я, почему-то, в первый раз решила постоять, купила капкейк с розовой глазурью и пошла к метро.
Сапфировое небо, вкус розового капкейка, нежный воздух, французские туристы, большие чаевые и злоба колумбийки.
Вот все, что осталось в моей памяти наверняка. Остальное я проверяла по Википедии, чтобы вспомнить и записать, как происходили события. А ведь была практически рядом и видела все своими глазами.
Когда я приехала домой в Бруклин, мои друзья смотрели телевизор. И тут я увидела то, что видел в тот день весь мир. И за каким ужасом он наблюдал, не отходя от экранов.
Включая моих родителей в Туле.
Кажется, только тогда я поняла, что нужно позвонить домой."
↳
↳