Я не я, лошадь тоже не моя...
В армии всё подчинено строгому порядку (но с этим можно и поспорить, конечно). Например, отвечая по телефону, нужно называть звание и фамилию - чтобы звонящий знал, с кем говорит.
И вот сижу я на ночном дежурстве, наблюдая за отопительными системами военного городка. Монотонный гул насосов и шипение пара в трубах действуют расслабляюще, хочется спать - но сон здесь приравнивается к сну на посту, следовательно, наказывается по всей строгости. Не расстрел, конечно, но всё же...
Хотя если воин хочет вздремнуть - его и трибунал не остановит, думаю я и, опёршись головой на скрещённые на столе руки, падаю в объятья Морфея...
Телефонный звонок возвращает меня в реальность, я прокашливаюсь, хватаю трубку и бодро отвечаю:
- Насосная номер три, матрос Иванов!
Голос дежурного мичмана на том конце провода недоумевает:
- Иванов? А где Сидоров, его же дежурство сегодня вроде?
И тут я просыпаюсь окончательно и понимаю, что влип бесповоротно - Сидоров-то я, а Иванов - мой сменщик, который в это момент мирно спит в казарме...
- Ой, извините, - пытаясь быть как можно более убедительным, - я что-то задумался, я Сидоров.
- Что, с@ка, спишь? - в трубке раздался медвежий рёв.
- Никак нет, просто зачитался, задумался... - начинаю юлить я. Ведь меня спящим за шиворот никто не ухватил, а по телефону можно наплести всё что угодно.
- Я вас обоих урою! Ну губу поедешь! - сыпались угрозы из трубки. - Не потерплю такого!
Я что-то убедительно вру в ответ, но оставшееся до утра время уже бодрствовал - приседал, отжимался, даже принял холодный душ, чтобы скрыть помятость лица.
Утром пришёл сменщик, я ему рассказал о случившемся, мы похихикали, и уже готовились попрощаться до вечера, как в дежурку ворвался мой ночной телефонный собеседник.
- Ага, бл@, оба здесь! Признавайтесь немедленно - кто где ночью был?
Мы оба дуэтом немедленно начинаем уверять, что Сидоров дежурил, а Иванов спал в казарме, мичман матерится, но поскольку прямых улик нет, то ему пришлось уйти ни с чем.
Но обиду он естественно затаил, и позже несколько раз являлся с ночными проверками.
И вот сижу я на ночном дежурстве, наблюдая за отопительными системами военного городка. Монотонный гул насосов и шипение пара в трубах действуют расслабляюще, хочется спать - но сон здесь приравнивается к сну на посту, следовательно, наказывается по всей строгости. Не расстрел, конечно, но всё же...
Хотя если воин хочет вздремнуть - его и трибунал не остановит, думаю я и, опёршись головой на скрещённые на столе руки, падаю в объятья Морфея...
Телефонный звонок возвращает меня в реальность, я прокашливаюсь, хватаю трубку и бодро отвечаю:
- Насосная номер три, матрос Иванов!
Голос дежурного мичмана на том конце провода недоумевает:
- Иванов? А где Сидоров, его же дежурство сегодня вроде?
И тут я просыпаюсь окончательно и понимаю, что влип бесповоротно - Сидоров-то я, а Иванов - мой сменщик, который в это момент мирно спит в казарме...
- Ой, извините, - пытаясь быть как можно более убедительным, - я что-то задумался, я Сидоров.
- Что, с@ка, спишь? - в трубке раздался медвежий рёв.
- Никак нет, просто зачитался, задумался... - начинаю юлить я. Ведь меня спящим за шиворот никто не ухватил, а по телефону можно наплести всё что угодно.
- Я вас обоих урою! Ну губу поедешь! - сыпались угрозы из трубки. - Не потерплю такого!
Я что-то убедительно вру в ответ, но оставшееся до утра время уже бодрствовал - приседал, отжимался, даже принял холодный душ, чтобы скрыть помятость лица.
Утром пришёл сменщик, я ему рассказал о случившемся, мы похихикали, и уже готовились попрощаться до вечера, как в дежурку ворвался мой ночной телефонный собеседник.
- Ага, бл@, оба здесь! Признавайтесь немедленно - кто где ночью был?
Мы оба дуэтом немедленно начинаем уверять, что Сидоров дежурил, а Иванов спал в казарме, мичман матерится, но поскольку прямых улик нет, то ему пришлось уйти ни с чем.
Но обиду он естественно затаил, и позже несколько раз являлся с ночными проверками.
