Принц Самоцвет.

Жил-был на свете король; женился он давно, а детей у него все не было. И вот наконец небо послало ему дочь, да такой великой красоты, что он решил назвать ее самым, как он считал, подобающим для нее именем — Милей-чем-фея. Добрый государь не подумал, что подобное имя непременно навлечет на ребенка ненависть грозных фей. И правда: феи, как узнали об этом имени, исполненном гордыни, сейчас же вознамерились схватить ту, что его носила, и если не подвергнуть ее жестоким пыткам, то, по крайней мере, спрятать от людских глаз. Совершить эту месть поручили самой древней из всех фей. Звали ее Лагрея, и была она такая старая, что у нее остался всего один глаз и один зуб, да и те приходилось на ночь класть в живую воду. К тому же она была такая злая, что занималась лишь одним дурным делом — исполняла все черные и злобные замыслы своих подруг. С ее опытом и злонравием ей ничего не стоило выкрасть Милей-чем-фею. Девочка, которой шел только восьмой год, чуть не умерла от страха, оказавшись одна-одинешенька в лапах такого страшилища. Около часа шли они под землей и наконец очутились в великолепном дворце, окруженном чудными садами; Милей-чем-фея немного приободрилась, особенно когда заметила, что ее кот и песик пришли за нею следом. Старуха отвела ее в хорошенькую комнатку, где она должна была жить, и строго-настрого наказала поддерживать огонь в камине, чтобы не погас, а еще поручила беречь пуще глаза, чтобы не разбились, две склянки. Сопроводив оба приказания самыми ужасными угрозами, старуха ушла, а девочка осталась, вполне довольная, что может гулять по дворцу и делать всего два дела, притом нетрудных. Несколько лет она примерно исполняла свои обязанности и так привыкла жить одна, что совсем позабыла двор короля, своего отца. Однажды она весело играла у прелестного родника, что находился посреди сада, как вдруг лучи солнца ударили в прозрачные волны и возникла семицветная радуга, такая яркая и красивая, что Милей-чем-фея не поверила своим глазам. Из радуги донесся голос, и его звуки еще больше пленили ее. Казалось, то был голос юноши. Речи его были столь приветливы и приятны, что сами собою рождали представление о привлекательнейшей наружности; но воображение не находило себе опоры — обладатель голоса оставался невидимым. Прекрасный Семицвет поведал Милей-чем-фее, что он еще очень молод, что отец его — могущественный король и что Лагрея, дабы отомстить его родителям и причинить им горе, на несколько лет лишила его природного обличья и заперла в этом дворце. Поначалу ему было очень тяжело выносить эти испытания, но теперь, говоря без утайки, он боится, как бы они вдруг не прекратились, ибо ему выпало счастье увидеть Милей-чем-фею, и он осмелился ее полюбить. К этому объяснению добавились и другие, еще более любезные, которые взволновали Милей-чем-фею тем сильней, что услада нежных, манящих слов была ей в новинку. Принц мог появляться и вести разговор лишь в виде семицветной радуги. Значит, для желанного явления было необходимо, чтобы вышло солнце и лучи его попали в воду. Милей-чем-фея не упускала ни одного случая повидать своего возлюбленного. Однажды их беседа оказалась такой интересной, минуты пролетели так быстро, что доверенный ей огонь погас. Лагрея, вернувшись, заметила оплошность и, не выказывая ни малейшего недовольства, с радостью ухватилась за этот предлог, чтобы показать прекрасной юной пленнице всю силу своей ярости. Она приказала девочке назавтра поутру отправляться за огнем к Локриносу и снова разжечь погасший камин. Этот Локринос был кровожадное чудовище, он пожирал всех, кто попадался ему на пути, и особенно девушек. Милей-чем-фея с бесконечной кротостью повиновалась приказу и пошла к Локриносу, как на верную смерть, не сумев даже попрощаться с возлюбленным. В лесу какая-то птичка велела ей подобрать в ближайшем роднике камешек, сияющий словно звезда, и использовать его, как придет время. Милей-чем-фея последовала совету и пошла дальше. По счастью, когда она добралась до Локриноса, дома оказалась только его жена, которая, увидев юную принцессу, прониклась к ней состраданием (красота всегда привлекает внимание — в этом одно из великих ее преимуществ); но еще сильней поразил жену чудовища блеск камня, который принцесса ей поднесла. Одним словом, она дала девушке огня, а в благодарность за красивый камешек подарила другой, сказав, что однажды он может ей пригодиться; и затем отослала ее, не причинив никакого зла. Лагрея была несказанно удивлена и раздосадована такой невероятной удачей, а Милей-чем-фея в нетерпении едва дождалась подходящего момента, чтобы рассказать наконец принцу Семицвету обо всем, что с нею случилось, и о том, как она рада снова его увидеть. Впрочем, ничего нового он от нее не узнал: ему поведала о происшествии одна фея, его родственница и покровительница. Страшась навлечь новые опасности на предмет своей пылкой любви, принц придумал более удобный, чем прежде, способ встречаться, и не было дня, чтобы Милей-чем-фея им благополучно не воспользовалась. Как велел ей возлюбленный, она ставила на окно своей комнаты тазик с водой; радуга возникала в тазике, словно в роднике, и Милей-чем-фея виделась с возлюбленным, не удаляясь ни от огня, ни от склянок, куда старуха клала на ночь свой зуб и свой глаз. Некоторое время им удавалось пользоваться каждой солнечной минуткой; за нежными беседами дни летели незаметно. Но вот однажды принц Семицвет явился на свидание в глубокой печали. Он узнал, к своему отчаянию, что его вот-вот должны увезти из этих дорогих ему мест, и притом неизвестно куда. Легко представить себе горе наших влюбленных; они постарались не упустить ни единого лучика солнца и назначили свидание на завтра. Завтра наконец наступило, но погода, к несчастью, была пасмурной. Несколько часов прошло в том нетерпеливом ожидании, что ведомо одной лишь любви, и вот на минуту выглянуло солнце. Милей-чем-фея бросилась к тазику, но в спешке пролила всю приготовленную накануне воду. Другой воды, кроме той, что была в доверенных ей склянках, у нее под рукой не нашлось. Дело шло о том, чтобы в последний раз повидать возлюбленного перед разлукой. Она без колебаний разбила обе склянки, и перед нею возникла радуга. Надобно знать, что дар речи у принца, запрещенный ему, зависел от яркости цветов радуги. Прощание их было исполнено нежности; принц признавался ей в самой искренней и пылкой любви, обещал сделать все, чтобы вызволить ее из плена, в котором против своей воли ее оставлял, и соединиться с нею узами брака, моля дать на него согласие. Милей-чем-фея со своей стороны поклялась, что у нее никогда не будет иного супруга, кроме принца, и что она готова пойти на смерть, дабы вновь его разыскать. Судьба, столь жестоко их разлучившая, не позволила им прощаться дольше. Семицветная радуга пропала, и Милей-чем-фея, в безграничном своем горе готовая на все, пустилась в путь, взяв с собою песика, кота, ветку мирта и камешек, что дала ей жена Локриноса. Есть ли предел храбрости, какую, случись нужда, вселяет в сердце любовь? Ведь иных спутников и иного вожатого, кроме случая да отчаяния, v юной принцессы не было. Лагрея, вернувшись, обнаружила, что пленница бежала, и в бешенстве немедленно устремилась в погоню. Она настигла бедняжку в ту самую минуту, когда та, измученная усталостью, прилегла отдохнуть в пещерке, которой обернулся взятый в дорогу камешек. Лагрея уже приготовилась было схватить Милей-чем-фею, но тут верный песик, охранявший хозяйку, так больно укусил старуху, что она налетела на камни пещеры и сломала свой единственный зуб. Пока она приходила в себя от боли и ярости после таких злоключений, девушка успела убежать довольно далеко. Страх перед столь близкой опасностью заставил ее на время забыть об усталости; но в конце концов она упала, изнемогая, не в силах держаться на ногах. При этом ветка мирта, что она несла, случайно коснулась земли и превратилась в зеленую беседку. Девушка надеялась спокойно в ней отдохнуть, но Лагрея, одержимая жаждой мести, снова пустилась вдогонку за нашей бедной принцессой и появилась перед нею как раз тогда, когда та начала засыпать. Но кот, забравшийся на ветку беседки, выручил хозяйку не хуже, чем несколько часов назад песик. Он прыгнул прямо в лицо Лагрее, вырвал ее единственный глаз и раз навсегда избавил Милей-чем-фею от преследований безжалостной феи. Однако едва принцесса оправилась от такого потрясения, как почувствовала муки голода и усталости. В ужасающем виде, еле живая, добрела она из последних сил до маленького бело-зеленого домика. Его хозяйка, прекрасная дама, одетая тоже в белое и зеленое, жила одна и встретила девушку как нельзя лучше. Когда Милей-чем-фея сытно пообедала и выспалась на лучшей в мире постели, дама предсказала ей, что после тяжких испытаний все ее желания исполнятся. На прощание она поцеловала девушку и дала ей орех, наказав разбить его лишь в крайнем случае. Еще много лишений перенесла Милей-чем-фея, прежде чем оказалась перед точно таким же домиком, где ее встретила точно такая же дама. Она и здесь получила подарок на тех же условиях — только не орех, а золотой гранат. Грустная и усталая, принцесса снова отправилась в путь, полный немыслимых тягот, и ее в третий раз приютила хозяйка домика, как две капли воды похожего на те, что ей уже встречались. Домики эти принадлежали трем сестрам, тоже волшебницам; сестры так походили друг на друга внешностью и нравом, что им захотелось иметь и одинаковые жилища и одежду. Занимались они тем, что помогали всем несчастным: словом, они были столь же кроткими и добрыми, сколь злобной и жестокой была покойная Лагрея. Третья фея утешила Милей-чем-фею, убедила ее не отступаться от своей цели и пообещала, что труды ее будут вознаграждены. С этими словами она подарила девушке флакон из горного хрусталя, приказав не открывать его, пока не подоспеет крайняя необходимость. Героиня наша поблагодарила ее с той кротостью и признательностью, что даруются лишь печалью и надеждой, и удалилась в самых приятных раздумьях. Спустя несколько часов дорога привела ее в чудесный лес. Воздух здесь был свеж, повсюду разливалось сладостное благоухание. Не прошла она и сотни шагов по этому прекрасному лесу, как увидела серебряный замок, который висел между четырьмя громадными деревьями на длинных и толстых серебряных цепях и тихо покачивался от дуновений нежного зефира, чей шелест мог любому навеять мирный сон. При виде замка надежды Милей-чем-феи на близкий конец своих испытаний удвоились, — видно, то было тайное предчувствие; правда, надежды эти немного ослабли, когда она заметила, что замок висит в воздухе и что в нем нет ни двери, ни окон. Ни на минуту не усомнившись, что пора использовать подаренный ей орех, она разбила скорлупу, и оттуда выскочил привратник, такой же маленький, как и его темница. С пояса у него свисал на цепочке золотой ключик величиной с полбулавки. Милей-чем-фея поднялась к замку, словно по лестнице, по одной из цепей, касавшейся земли. В руках она держала маленького привратника, который, несмотря на крошечный рост, открыл своим ключиком неприметную глазу дверь, и та сразу выросла, пропуская Милей-чем-фею. Внутри прекрасного замка находился великолепный зал; его освещали прикрепленные к своду потолка золотые звезды и драгоценные камни. Посреди зала висела на золотых веревках дивная кровать с постелью всех семи цветов радуги, покачиваясь вместе с замком и навевая сладкий, крепкий сон. На этой-то чудесной постели и уснул принц Семицветкрасотою затмевавший все, что его окружало, — уснул после того, как его разлучили с Милей-чем-феей, которую он любил больше всего на свете. Когда бы не колдовство, он бы не знал ни минуты покоя от горя и любви, а при виде возлюбленной мог лишиться рассудка от счастья. Милей-чем-фея, несмотря на все предчувствия, не решалась целиком предаться созерцанию того, кто, казалось, был хозяином столь необычного и роскошного жилища. Она боялась, что на лице, уже пленившем ее, не отразятся чувства ее любимого и звуки его голоса. Но, не успев еще разобраться в движениях своей души, она самолюбиво обиделась на бесчувственность и безразличие, с которыми ее встретили. Она уже двадцать раз рассказала обо всех выпавших на ее долю тяготах и лишениях, и говорила очень громко, но принц по-прежнему казался спящим. Тогда Милей-чем-фея прибегла к помощи граната: когда она раскрыла плод, зернышки его, маленькие скрипки, поднялись к потолку и тут же заиграли прелестную, нежную и благозвучную мелодию. Принц проснулся, но не до конца — он чуть приоткрыл глаза и сразу стал несравненно прекраснее. Милей-чем-фея, нетерпеливо ожидая, когда принц наконец узнает ее, открыла свой последний подарок — флакон, и оттуда появилась маленькая Сирена. Она заставила умолкнуть скрипки и пропела на ухо принцу о страданиях искавшей его любимой; к рассказу она добавила несколько легких упреков — и принц проснулся окончательно. В восторге бросился он к ногам Милей-чем-феи. В ту же минуту стены зала отворились; в центре его воздвигся золотой трон, усеянный драгоценными камнями. Появился многочисленный пышный двор, за ним — невиданной красоты колесницы, на которых восседали прекраснейшие дамы в богатых нарядах. Та колесница, что двигалась во главе, превосходила роскошью все остальные. Как нетрудно догадаться, дама, восседавшая на ней, и была королевой этого двора. Дама эта, еще очень красивая, хоть и не первой молодости, была матерью принца Семицвета. Она поведала сыну, что отец его умер и гнев фей утих, так что теперь уже ничто не мешает ему вступить во владение своими верными народами, которые жаждут ему повиноваться. Свои слова королева сопровождала самыми разнообразными ласками; двор, присутствовавший при разговоре, выразил новому королю всю возможную радость и приветливость. В другое время тот был бы вне себя от счастья, но теперь им владело одно желание — провозгласить Милей-чем-фею королевой всех вверенных ему государств. Он хотел было заручиться поддержкой своего нового двора за одну лишь красоту Милей-чем-феи; но тут три бело-зеленые сестры, явившиеся, когда их меньше всего ждали, объявили всем о происхождении девушки, и после их рассказа ликование двора стало всеобщим и единодушным. Королева-мать посадила влюбленных на свою колесницу и повезла в столицу страны. Жители города встретили их столь радостными возгласами и криками, что нельзя и передать. В тот же день отпраздновали свадьбу; но любовь их нисколько не уменьшилась. Даже годы оказались не властны ни над их красотой, ни над их чувствами. Долгие века прожили они в любви своих подданных и передали в наследство детям свои совершенства и состояние.