Наследственность: Сахар, Рабыни и Молчание Верочкиного
Верочка имеет сына и дочь – разумеется, от разных отцов. Сын – милый паренёк, благонамеренный. Родился с проблемами по здоровью, но благодаря её усилиям, кажется, преодолел. Вёл себя «нормально», если не считать пищевых привычек. Верочка никогда не говорила ему «нет». Хватал в магазине любой фастфуд, поглощал по полкило шоколада ежедневно, пил колу и кофеиновые напитки без меры. Я тревожился за его здоровье. 500 мл напитков с таурином и кофеином в день – серьёзный риск. Объяснил ему. Понял – стал спрашивать разрешения. Хороший мальчик. Его беда лишь в матери, впитавшей манию величия с молоком.
Купишь сладости – через час исчезнут. Говорю Верочке: «Нормально ли, что сын ест столько сахара? Беспокоюсь». Ответ: «Я не могу его остановить»
Однажды исчезла кола из холода. Попросил её спросить у сына. Лицо, как всегда, – Китайская стена. Что ж, Верочка, если не научила сына делиться – это твой провал, а не мой. С того дня стал прятать вредности. Верочка, естественно, обвинила в жадности. Мне было глубоко всё равно!
При подготовке к браку (Верочка ещё в Москве) – она рассказала дочери. Скандал. Дочь (зная мать лучше меня): «Тебе мужчина в твоём-то возрасте зачем?» И шедевр: «Делай что хочешь! Пусть тот мужик продаст тебя в рабыни!» Как объяснить такую дремучесть 30-летней женщины? Оскорбление и в мой адрес. Верочка с дочерью перестали общаться. Я утешал: «Не волнуйся. Матери-дочери ссорятся. Пройдёт». Не разговаривали долго. Даже после переезда Верочки ко мне.
Отдельно о коммуникации: Верочка перестала со мной говорить. Та женщина, что откровенничала до переезда? Исчезла. Отвечала односложно, больше писала в телефон. Говорил не раз: «Без диалога проблемы не решить». Ответ-мантра: «Я не люблю разговаривать. Все знают».
В третий раз парировал: «Нет. С дочерью говоришь. С подругами. С коллегами. Только не со мной». Ответ неизменен. Суть Верочки: ложь вскрыта – делать вид, что ничего не случилось.
После часового разговора с дочерью входит ко мне с улыбкой: «Дочь приезжает – купим ей билет».
Помимо «дочь приезжает» – не понял.
«Так... и меня просит продать её в рабыни? Поэтому едет?» – спросил. Ей не понравилось. Ох, бедняжка! Разбитое сердце!
«Как мне теперь называться? Работорговец?» – добавил.
Фальшиво улыбнувшись: «Не надо об этом». Ясно: наговорила с три короба, теперь боится разоблачения.
Мне предстояло принимать оскорбившую меня особу. Почему? Потому что Верочка – моя жена. Выдержу ли испытание на терпение?
После пары часов звонков (без преувеличений!), они наконец купили билеты туда-обратно. Обычно это не сложно – разве что платишь чужой картой и вечно переспрашиваешь реквизиты. Моя прелестная супруга не сочла нужным вовлечь меня. Видимо, полагала, что воспротивлюсь тратам. Но мне было до лампочки. Я лишь жаждал честности. Честность – слово, отсутствующее в лексиконе моей Верочки.
Весь город проехали в аэропорт. В ожидании нервничал: «Зачем я встречаю ту, что оскорбила, отвергла и явила миру дремучесть?»
Дочь вышла, обняла мать. Подошли ко мне. «Добро пожаловать», – протянул руку. Пожали. «Здравствуйте».
«Как самолёт?» – спросил. Молчание.
«Всего две ночи», – сказал себе. Взял чемодан – к машине. Шли сзади, болтали. Как всегда – меня нет. Ни слова. Я – тоже.
Дома – в гостевую, болтать-распаковывать. Я – на кухню, готовить локальное блюдо «гостье». Баранина подвела – не удалось.
Предложил заказать еду. Верочка согласилась. Заказали. Ели вместе. От дочери – ни звука. Ушёл в комнату.
Кстати, Верочка просила дочь привезти мне Heets (здесь вдвое дороже). Привезла. Сказал Верочке: «Отдай ей деньги». «Да-да», – кивнула, удалилась.
Утром встретил дочь в коридоре. Посмотрела в глаза – даже «доброе утро» не сказала. Прошла мимо.
Что за гнилой характер? Живёшь в моём доме, ешь мою еду – и «доброе утро» не можешь? Кем возомнила себя?
Учитывая, из какого дерьма выползла её мать – неудивительно. Будь я продавцом «рабов», как она думала – меня б обвинили в «продаже некондиции».
Хотели посетить место съёмок их сериала. Я уже возил туда Верочку – навигатор врал. В этот раз нашли верно.
Они фотографировались – дочь, сын, Верочка в разных комбинациях. Я наблюдал издалека.
Отошёл. Только сын заметил, подошёл.
Его позвали назад. Честно думал уехать. Заметят? Нет? Без разницы. Но не хотел дать Верочке новый козырь. Хотя ей плевать – даже не подошла.
Она реальна? Или меня развели? Тошнота подкатывала.
Они решили, что хватит. «Поехали». Хотели домой. Я – нет.
Чтобы успокоиться, повёз их в кафе у моря. Плевать, чего хотела «гостья» – я с мальчиком взяли десерт.
Дальше в путь. Специально выбрал дорогу с крутыми подъёмами.
На следующий день – в аэропорт. До последнего – ни слова ко мне. Жила в моём доме. Ела мою еду. Молчала. Не поздравила с браком. Всё сказано.
А Верочка? Ни разу: «Поговори с мужем». Ни разу: «Извинись перед ним».
Не попыталась нас свести.
Почему? Боялась, что я что-то узнаю.
По дороге в аэропорт спросил дочь: «Мама отдала деньги за Heets?»
Не дав ответить, Верочка вклинилась: «Да-да, отдала».
Дочь кивнула, чтоб не перечить. Лицо Верочки – обычная маска.
В аэропорту дочь выдала первое и последнее: «Спасибо, пока».
Учить её тому, чему не научила мать, не стал.
«Рад знакомству, – сказал. – Приезжайте ещё. На дольше».
Верочка молчала всю дорогу. Дома – тоже.
Приехали – обняла сына, заплакала. На миг поверил в её чувства.
Потом выяснилась причина холодности:
«Зачем ты спросил дочь про деньги за Heets?»
А какого чёрта ты думала? «Ненавижу быть в долгу у тех, кто меня ненавидит, презирает и игнорирует».
Это был первый треснувший лед в наших отношениях.
Но не последний.
* Что посеешь, то и пожнёшь.
Верить написанному – не обязательно. Не убеждаю.
Просто рассказываю. Лишь я знаю, что чувствовал. Ни единого факта не искажено.
Ведь Верочка всегда говорит свою версию, под своим углом.
Нравится – не нравится – ваше дело.
Хотите проверить, вру ли? Спросите её.
Но ждать придётся. Верочка – среди вас. Когда покажу её истинное лицо – спросите сами.
Знаю, ответит: «У каждого своя правда».
P.S.: To the brown nosed clowns - keep amusing, IDGAF ;)
Отредактировано: 5 Июля, 12:44.
Купишь сладости – через час исчезнут. Говорю Верочке: «Нормально ли, что сын ест столько сахара? Беспокоюсь». Ответ: «Я не могу его остановить»
Однажды исчезла кола из холода. Попросил её спросить у сына. Лицо, как всегда, – Китайская стена. Что ж, Верочка, если не научила сына делиться – это твой провал, а не мой. С того дня стал прятать вредности. Верочка, естественно, обвинила в жадности. Мне было глубоко всё равно!
При подготовке к браку (Верочка ещё в Москве) – она рассказала дочери. Скандал. Дочь (зная мать лучше меня): «Тебе мужчина в твоём-то возрасте зачем?» И шедевр: «Делай что хочешь! Пусть тот мужик продаст тебя в рабыни!» Как объяснить такую дремучесть 30-летней женщины? Оскорбление и в мой адрес. Верочка с дочерью перестали общаться. Я утешал: «Не волнуйся. Матери-дочери ссорятся. Пройдёт». Не разговаривали долго. Даже после переезда Верочки ко мне.
Отдельно о коммуникации: Верочка перестала со мной говорить. Та женщина, что откровенничала до переезда? Исчезла. Отвечала односложно, больше писала в телефон. Говорил не раз: «Без диалога проблемы не решить». Ответ-мантра: «Я не люблю разговаривать. Все знают».
В третий раз парировал: «Нет. С дочерью говоришь. С подругами. С коллегами. Только не со мной». Ответ неизменен. Суть Верочки: ложь вскрыта – делать вид, что ничего не случилось.
После часового разговора с дочерью входит ко мне с улыбкой: «Дочь приезжает – купим ей билет».
Помимо «дочь приезжает» – не понял.
«Так... и меня просит продать её в рабыни? Поэтому едет?» – спросил. Ей не понравилось. Ох, бедняжка! Разбитое сердце!
«Как мне теперь называться? Работорговец?» – добавил.
Фальшиво улыбнувшись: «Не надо об этом». Ясно: наговорила с три короба, теперь боится разоблачения.
Мне предстояло принимать оскорбившую меня особу. Почему? Потому что Верочка – моя жена. Выдержу ли испытание на терпение?
После пары часов звонков (без преувеличений!), они наконец купили билеты туда-обратно. Обычно это не сложно – разве что платишь чужой картой и вечно переспрашиваешь реквизиты. Моя прелестная супруга не сочла нужным вовлечь меня. Видимо, полагала, что воспротивлюсь тратам. Но мне было до лампочки. Я лишь жаждал честности. Честность – слово, отсутствующее в лексиконе моей Верочки.
Весь город проехали в аэропорт. В ожидании нервничал: «Зачем я встречаю ту, что оскорбила, отвергла и явила миру дремучесть?»
Дочь вышла, обняла мать. Подошли ко мне. «Добро пожаловать», – протянул руку. Пожали. «Здравствуйте».
«Как самолёт?» – спросил. Молчание.
«Всего две ночи», – сказал себе. Взял чемодан – к машине. Шли сзади, болтали. Как всегда – меня нет. Ни слова. Я – тоже.
Дома – в гостевую, болтать-распаковывать. Я – на кухню, готовить локальное блюдо «гостье». Баранина подвела – не удалось.
Предложил заказать еду. Верочка согласилась. Заказали. Ели вместе. От дочери – ни звука. Ушёл в комнату.
Кстати, Верочка просила дочь привезти мне Heets (здесь вдвое дороже). Привезла. Сказал Верочке: «Отдай ей деньги». «Да-да», – кивнула, удалилась.
Утром встретил дочь в коридоре. Посмотрела в глаза – даже «доброе утро» не сказала. Прошла мимо.
Что за гнилой характер? Живёшь в моём доме, ешь мою еду – и «доброе утро» не можешь? Кем возомнила себя?
Учитывая, из какого дерьма выползла её мать – неудивительно. Будь я продавцом «рабов», как она думала – меня б обвинили в «продаже некондиции».
Хотели посетить место съёмок их сериала. Я уже возил туда Верочку – навигатор врал. В этот раз нашли верно.
Они фотографировались – дочь, сын, Верочка в разных комбинациях. Я наблюдал издалека.
Отошёл. Только сын заметил, подошёл.
Его позвали назад. Честно думал уехать. Заметят? Нет? Без разницы. Но не хотел дать Верочке новый козырь. Хотя ей плевать – даже не подошла.
Она реальна? Или меня развели? Тошнота подкатывала.
Они решили, что хватит. «Поехали». Хотели домой. Я – нет.
Чтобы успокоиться, повёз их в кафе у моря. Плевать, чего хотела «гостья» – я с мальчиком взяли десерт.
Дальше в путь. Специально выбрал дорогу с крутыми подъёмами.
На следующий день – в аэропорт. До последнего – ни слова ко мне. Жила в моём доме. Ела мою еду. Молчала. Не поздравила с браком. Всё сказано.
А Верочка? Ни разу: «Поговори с мужем». Ни разу: «Извинись перед ним».
Не попыталась нас свести.
Почему? Боялась, что я что-то узнаю.
По дороге в аэропорт спросил дочь: «Мама отдала деньги за Heets?»
Не дав ответить, Верочка вклинилась: «Да-да, отдала».
Дочь кивнула, чтоб не перечить. Лицо Верочки – обычная маска.
В аэропорту дочь выдала первое и последнее: «Спасибо, пока».
Учить её тому, чему не научила мать, не стал.
«Рад знакомству, – сказал. – Приезжайте ещё. На дольше».
Верочка молчала всю дорогу. Дома – тоже.
Приехали – обняла сына, заплакала. На миг поверил в её чувства.
Потом выяснилась причина холодности:
«Зачем ты спросил дочь про деньги за Heets?»
А какого чёрта ты думала? «Ненавижу быть в долгу у тех, кто меня ненавидит, презирает и игнорирует».
Это был первый треснувший лед в наших отношениях.
Но не последний.
* Что посеешь, то и пожнёшь.
Верить написанному – не обязательно. Не убеждаю.
Просто рассказываю. Лишь я знаю, что чувствовал. Ни единого факта не искажено.
Ведь Верочка всегда говорит свою версию, под своим углом.
Нравится – не нравится – ваше дело.
Хотите проверить, вру ли? Спросите её.
Но ждать придётся. Верочка – среди вас. Когда покажу её истинное лицо – спросите сами.
Знаю, ответит: «У каждого своя правда».
P.S.: To the brown nosed clowns - keep amusing, IDGAF ;)
Отредактировано: 5 Июля, 12:44.
