Девочка
Она лежала свернувшись клубочком посередине огромной мостовой...
Мимо неслись машины, обдавая ее холодной грязной водой из пролитых дождем луж и желтым болезненным светом фар, замечая в последний момент и сворачивая в считанных миллиметрах от возникающей случайно на дороге преграды...
Люди были жестоки. Толпы ног, идущих мимо, пинали и толкали ее, кто-то, не замечая, наступал, а кто-то делал это специально, и каждый норовил что-то сказать вслед, уколоть или просто плюнуть...
Она лежала молча, не издавая ни звука, израненая, изтерзанная, избитая, но никто не слышал даже стона, ни крика о помощи, даже дыхание ее было беззвучно. Лишь из глаз ее текли слезы. Беззвучные, прозрачные, как утренняя роса... Они застывали в ее глазах, и они становились похожими на огромные озера, в которых без промедления хотелось
окунуться... Но видеть этого не желал никто...
Он просто шел мимо... Случайно. Он никогда не ходил этой дорогой. В тот день он сам не мог понять, что заставило его свернуть с давно протоптанной им дорожки и выйти на мостовую. Он не любил толпу. Она навевала на него тоску и уныние. Он шел и что-то искал. Сам, не понимая того, он ловил взгляды идущих навстречу, но натыкался лишь на черные горы пепла и кирпичные стены...
Где-то впереди, среди серых теней, что-то блеснуло, потом еще раз, еще... Он уже не шел, он бежал на этот блеск, как путник в черной мгле торопится на одиноко мигающий вдалеке маяк...
Он увидил их! Ее глаза! Ее слезы! Он НАШЕЛ! И забрал с собой!
От его теплых рук она стала согреваться, его пьянящий аромат наполнил красками ее мир, она снова стала ЖИТЬ. Темными ночами его голос напонял ее светом, а безмятежность его глаз позволяла ей быть самой собой...
Они могли говорить часами не пророня ни слова, и понимали друг друга как никто на свете. Он называл ее маленькой и гладил по голове, он улыбался ее наивным словам и нежно целовал в щеку...
Время... Оно не умолимо... Оно несется, оставляя след памяти и нарастающих, как снежный ком, эмоций и чувств...
Она снова любила. Любила так, как умеют любить только маленькие дети: за то, что им улыбаются, за то, что их слушают, за то, что их гладят по голове и трепят за ухо, за то, что ты просто ЕСТЬ...
Она перестала плакать. Теперь в ее глазах блестели золотые искры, такие же светлые и игривые как ее непослушные волосы на ветру...
Ее голос звенел, как весення капель. Она безумолку щебетала и напевала себе что-то под нос... И однажды сказала ЛЮБЛЮ... Непосредственно, так, как будто она каждый день это говорила ему, хотя и было впервые...
Но почему то в ответ взорвалась тишина... Его глаза, такие же карие как и ее собственные, вдруг почернели и в них появился пепел, такой же самый, какой он совсем недавно встречал в глазах идущих навстречу...
Спустя 11 месяцев он оставил ее там же, где когда-то нашел...
Она снова свернулась клубочком и лежала посередине огромной мостовой, а пролетающие мимо машины обдавали ее холодной грязной водой из пролитых дождем луж и желтым болезненным светом фар, замечая в последний момент и сворачивая в считанных миллиметрах от возникающей случайно на дороге преграды...
Она не попросила его остаться, она просто смотрела ему вслед, пока его силуэт не затерялся в огромном потоке людей идущих навстречу...
В ее глазах даже не появились слезы, в них навсегда застыло отражение его широких плеч, небрежной походки и черных как смоль волос...
Через три недели с небольшим, в канун Старого Нового года, она умерла...
Он не узнал об этом...
Эта девочка была моей душой...
Мимо неслись машины, обдавая ее холодной грязной водой из пролитых дождем луж и желтым болезненным светом фар, замечая в последний момент и сворачивая в считанных миллиметрах от возникающей случайно на дороге преграды...
Люди были жестоки. Толпы ног, идущих мимо, пинали и толкали ее, кто-то, не замечая, наступал, а кто-то делал это специально, и каждый норовил что-то сказать вслед, уколоть или просто плюнуть...
Она лежала молча, не издавая ни звука, израненая, изтерзанная, избитая, но никто не слышал даже стона, ни крика о помощи, даже дыхание ее было беззвучно. Лишь из глаз ее текли слезы. Беззвучные, прозрачные, как утренняя роса... Они застывали в ее глазах, и они становились похожими на огромные озера, в которых без промедления хотелось
окунуться... Но видеть этого не желал никто...
Он просто шел мимо... Случайно. Он никогда не ходил этой дорогой. В тот день он сам не мог понять, что заставило его свернуть с давно протоптанной им дорожки и выйти на мостовую. Он не любил толпу. Она навевала на него тоску и уныние. Он шел и что-то искал. Сам, не понимая того, он ловил взгляды идущих навстречу, но натыкался лишь на черные горы пепла и кирпичные стены...
Где-то впереди, среди серых теней, что-то блеснуло, потом еще раз, еще... Он уже не шел, он бежал на этот блеск, как путник в черной мгле торопится на одиноко мигающий вдалеке маяк...
Он увидил их! Ее глаза! Ее слезы! Он НАШЕЛ! И забрал с собой!
От его теплых рук она стала согреваться, его пьянящий аромат наполнил красками ее мир, она снова стала ЖИТЬ. Темными ночами его голос напонял ее светом, а безмятежность его глаз позволяла ей быть самой собой...
Они могли говорить часами не пророня ни слова, и понимали друг друга как никто на свете. Он называл ее маленькой и гладил по голове, он улыбался ее наивным словам и нежно целовал в щеку...
Время... Оно не умолимо... Оно несется, оставляя след памяти и нарастающих, как снежный ком, эмоций и чувств...
Она снова любила. Любила так, как умеют любить только маленькие дети: за то, что им улыбаются, за то, что их слушают, за то, что их гладят по голове и трепят за ухо, за то, что ты просто ЕСТЬ...
Она перестала плакать. Теперь в ее глазах блестели золотые искры, такие же светлые и игривые как ее непослушные волосы на ветру...
Ее голос звенел, как весення капель. Она безумолку щебетала и напевала себе что-то под нос... И однажды сказала ЛЮБЛЮ... Непосредственно, так, как будто она каждый день это говорила ему, хотя и было впервые...
Но почему то в ответ взорвалась тишина... Его глаза, такие же карие как и ее собственные, вдруг почернели и в них появился пепел, такой же самый, какой он совсем недавно встречал в глазах идущих навстречу...
Спустя 11 месяцев он оставил ее там же, где когда-то нашел...
Она снова свернулась клубочком и лежала посередине огромной мостовой, а пролетающие мимо машины обдавали ее холодной грязной водой из пролитых дождем луж и желтым болезненным светом фар, замечая в последний момент и сворачивая в считанных миллиметрах от возникающей случайно на дороге преграды...
Она не попросила его остаться, она просто смотрела ему вслед, пока его силуэт не затерялся в огромном потоке людей идущих навстречу...
В ее глазах даже не появились слезы, в них навсегда застыло отражение его широких плеч, небрежной походки и черных как смоль волос...
Через три недели с небольшим, в канун Старого Нового года, она умерла...
Он не узнал об этом...
Эта девочка была моей душой...
