Голодная.....
... в то лето я чувствовал себя как человек, на сдачу взявший лотерейный билет и выигравший нежданно-негаданно автомобиль. Галя, девчонка поначалу совсем невидная, хорошела день ото дня. Бельишко ее трещало по швам, не выдерживая атаки юного тела; с каждым часом возрастало в ней все, так необходимое женщинам или, скорее, нам, мужчинам.
Я, помнится, определенную испытывал гордость в конце концов, именно я разбудил в ней женщину, ту свеженькую самку, какая проглядывала в каждом, даже самом невинном ее движении. Магнитом тянула Галя взгляды мужчин от сопливых школьников до сгорбленных стариков и, мало-помалу, стал я испытывать нешуточное желание запрятать ее в шкатулку с надежным замком и извлекать лишь по мере необходимости.
Означать это могло только одно: Галя делалась ближе эта насмешливая, с ночными глазами, девушка. Я знал: в близости этой немалая ждет опасность, но слишком велико было удовольствие, чтобы размышлять о каких-то, гипотетических, к тому же, тревогах взахлеб пили мы жизнь, и напиток этот был неисчерпаем.
... и жгло особенно наружных продавщиц как на подбор, толстушек. Солнце, ворошиловский стрелок, било без промаха, топило жир на сковородах улиц, остаточный выжимало сок, и козырьки-тенты неспособны были отвратить изголодавшийся жар. В шуме городском-тясячеголосом повальное сумасшествие; рвет-уносит с петель приоткрытые окна, и грохот автомоторов как брачный призыв самцов. Вот они, наши девочки: сняв с себя все, что можно, изобильно сыплются на проспект, гуляют выжидательно, стреляют глазами в поисках тех, кто не прочь будет снять остальное.
... закипало на асфальте сладкими, липкими каплями; прогулочный катер дымил, надрываясь-хрипя Шевчуком; набережная заставлена была пластиковой мебелью; молодожены, позируя, застывали у парапета, утопали в пьяных друзьях; Галя поедала чинно мороженое и говорила:
-От этой жары какое-то вокруг одурение ты не замечаешь? Ты ведь чувствуешь что-то похожее? Хочется влюбиться в кого-нибудь и любить, любить, любить, есть любовь полными ложками... Ну, возьмем хотя бы тебя не возражаешь, если я в тебя влюблюсь? Так вот возьму и влюблюсь?
Я возражал, или не возражал - но вряд ли стал бы озвучивать.
-А ты в меня смог бы? - она сидела, в коротком васильковом платье, выставив загорелые ноги напоказ, закинув тонкие руки за голову. А я всегда избегал громких слов избегал и боялся, и пытался уйти от ответа, заведомо таящего опасность... Я ведь постарше был и поопытней, и поднаучен изрядно жизнью и потому выдавал что-то согласительно-туманное, далекое от всякой конкретики я боялся приобретать.
Мы уходили вниз по течению, долго брели, увязая в горячем, белом песке, отыскивая место побезлюднее. Само присутствие Гали раскаляло меня до предела; переглянувшись и прочитав все в глазах друг друга, мы двигались, как обреченные, к зарослям ивняка и любили жадно, хищно, быстро, не насыщаясь, но утоляя лишь первый голод. Выжатые пятиминутным всплеском, временно умиротворенные, медленно возвращались встречая такие же голодные парочки, рыщущие в поисках насущного уединения, блестящие похотливо-счастливо одинаковыми глазами. Заглядывали в "стекляшку" у моста и пили ледяное пиво глаза Гали туманились и влажный лучили свет: она вспоминала умершую не так давно мать и становилась печальна.
Я, помнится, определенную испытывал гордость в конце концов, именно я разбудил в ней женщину, ту свеженькую самку, какая проглядывала в каждом, даже самом невинном ее движении. Магнитом тянула Галя взгляды мужчин от сопливых школьников до сгорбленных стариков и, мало-помалу, стал я испытывать нешуточное желание запрятать ее в шкатулку с надежным замком и извлекать лишь по мере необходимости.
Означать это могло только одно: Галя делалась ближе эта насмешливая, с ночными глазами, девушка. Я знал: в близости этой немалая ждет опасность, но слишком велико было удовольствие, чтобы размышлять о каких-то, гипотетических, к тому же, тревогах взахлеб пили мы жизнь, и напиток этот был неисчерпаем.
... и жгло особенно наружных продавщиц как на подбор, толстушек. Солнце, ворошиловский стрелок, било без промаха, топило жир на сковородах улиц, остаточный выжимало сок, и козырьки-тенты неспособны были отвратить изголодавшийся жар. В шуме городском-тясячеголосом повальное сумасшествие; рвет-уносит с петель приоткрытые окна, и грохот автомоторов как брачный призыв самцов. Вот они, наши девочки: сняв с себя все, что можно, изобильно сыплются на проспект, гуляют выжидательно, стреляют глазами в поисках тех, кто не прочь будет снять остальное.
... закипало на асфальте сладкими, липкими каплями; прогулочный катер дымил, надрываясь-хрипя Шевчуком; набережная заставлена была пластиковой мебелью; молодожены, позируя, застывали у парапета, утопали в пьяных друзьях; Галя поедала чинно мороженое и говорила:
-От этой жары какое-то вокруг одурение ты не замечаешь? Ты ведь чувствуешь что-то похожее? Хочется влюбиться в кого-нибудь и любить, любить, любить, есть любовь полными ложками... Ну, возьмем хотя бы тебя не возражаешь, если я в тебя влюблюсь? Так вот возьму и влюблюсь?
Я возражал, или не возражал - но вряд ли стал бы озвучивать.
-А ты в меня смог бы? - она сидела, в коротком васильковом платье, выставив загорелые ноги напоказ, закинув тонкие руки за голову. А я всегда избегал громких слов избегал и боялся, и пытался уйти от ответа, заведомо таящего опасность... Я ведь постарше был и поопытней, и поднаучен изрядно жизнью и потому выдавал что-то согласительно-туманное, далекое от всякой конкретики я боялся приобретать.
Мы уходили вниз по течению, долго брели, увязая в горячем, белом песке, отыскивая место побезлюднее. Само присутствие Гали раскаляло меня до предела; переглянувшись и прочитав все в глазах друг друга, мы двигались, как обреченные, к зарослям ивняка и любили жадно, хищно, быстро, не насыщаясь, но утоляя лишь первый голод. Выжатые пятиминутным всплеском, временно умиротворенные, медленно возвращались встречая такие же голодные парочки, рыщущие в поисках насущного уединения, блестящие похотливо-счастливо одинаковыми глазами. Заглядывали в "стекляшку" у моста и пили ледяное пиво глаза Гали туманились и влажный лучили свет: она вспоминала умершую не так давно мать и становилась печальна.
