Миссисипи Иосифа Бродского, Булька Владимира Маяковского, Бокс Второй Владимира Набокова и другие питомцы русских писателей и поэтов из двух непримиримых лагерей - кошатников и собачников.
Надежда Тэффи
Тэффи, написавшая целую кошачью книгу про Тигрокота и Белолапку, была большой любительницей кошек. Более того, она не могла простить другим людям равнодушное к ним отношение: "Для меня человек, не любящий кошек, всегда подозрителен, с изъяном, наверное. Неполноценный. Люди для меня делятся на тех, кто любит кошек и кто их не любит. Человек, не любящий кошек, никогда не станет моим другом. И наоборот, если он кошек любит, я ему много за это прощаю и закрываю глаза на его недостатки".
Надежда Тэффи была настолько привязана к своим домашним питомцам, что, когда по случаю 300-летия дома Романовых ее пригласили в императорский дворец, писательница приехала туда в сопровождении пяти кошек. Видимо, сказался прошлый опыт путешествий без них: "Мне было бы не так грустно и скучно в этом противном Биаррице, если бы у меня была кошка. С кошкой мне было бы легче". Поэтому, когда Тэффи эмигрировала и обосновалась в Париже, она, несмотря на крошечную квартирку и стесненные средства, все-таки разделила дом с котом.
Для Иосифа Бродского коты были буквально тотемными животными - он любил рисовать их, использовать кошачьи словечки в речи и даже признавался в своей мечте стать котом.
Коты стали и героями его поэзии. Одному из них, котенку Пасу, Бродский посвятил целую оду:
О синеглазый, славный Пасик!
Побудь со мной, побудь хоть часик.
Смятенный дух с его ворчаньем
Смири своим святым урчаньем.
Позволь тебя погладить, то есть
Воспеть тем самым, шерсть и доблесть.
Весь, так сказать, триумф природы,
О честь и цвет твоей породы!
Конечно, коты жили и у поэта дома. В Ленинграде - Кошка в белых сапожках, уже в эмиграции - Большой Рыжий. Самым известным котом Бродского стал Миссисипи, который появился у него в Нью-Йорке. Миссисипи был предметом гордости Бродского, и особо значимым гостям поэт предлагал в знак уважения его разбудить. Миссисипи сопровождал Бродского в поездках за город, где увлеченно носился за белками. Когда поэт умер, Миссисипи очень тосковал по нему и еще долгое время продолжал одиноко спать в его кресле.
Первым котом Марины Цветаевой был черный Васька, о котором она вспоминала в дневнике: "Мы вновь и вновь обегаем дом, взлетаем на антресоли, по нашей лестнице - когда-то мы увидим ее? Черный Васька, взъерошенный от объятий, тоже, как и мы, в дорожной лихорадке. Весь багаж обнюхан им поштучно. Кот напутствует вещи в иные края и дома".
Когда Цветаева вышла замуж за Сергея Эфрона, у них жили сначала Кусака, а потом Атос: "Серый пушистый дымчатый зеленоглазый кот развалился на моем письменном столе. Огромный кот возлежит на спине, чуть извернувшись, лапы - кверху, наслаждаясь сном, как только кошки умеют. Отрешенно. Самозабвенно". Одному из любимых котов, который прожил в доме Цветаевой всего три дня, а потом ушел и не вернулся, она посвятила стихотворение:
Свернись в оранжевый клубок
Мурлыкающим телом,
Спи, мой кошачий голубок,
Мой рыжий с белым!
Ты пахнешь шерстью и зимой,
Ты - вся моя утеха.
Переливающийся мой
Комочек меха.
По воспоминаниям Владислава Ходасевича, его первыми словами были "Кыс, кыс". Так началась любовь к кошкам, которая, как писал поэт, "проходит через всю мою жизнь и меня радует, что с их стороны пользуюсь я взаимностью. Мне нравится заводить с ними летучие уличные знакомства и, признаюсь, моему самолюбию льстит, когда бродячий и одичалый кот по моему зову подходит ко мне, жмется к ногам, мурлычет и идет за мной следом".
Главным котом в жизни Ходасевича был черный Мурр: "Мурр являлся ко мне в любой час дня или ночи и до тех пор кричал (несколько в нос) "Сыграем! Сыграем!" - покуда я не соглашался сыграть с ним в прятки. Он носился по комнатам, прячась за мебель и за портьеры и заставляя меня его отыскивать, - и готов был длить забаву до бесконечности, хотя у меня уже ноги подкашивались от утомления. Зато и нет ничего более трогательного, чем кошачья дружба. Она проявляется в особенности тогда, когда плохи ваши обстоятельства или тяжело у вас на душе. Положительно могу утверждать, что стоило мне быть расстроенным - кот, до этой минуты не обращавший на меня внимания, тотчас приходил ласкаться. Это кошачье участие всегда исполняет меня глубокого умиления".
Когда Мурр умер, Ходасевич посвятил ему стихи:
В забавах был так мудр и в мудрости забавен -
Друг утешительный и вдохновитель мой!
Теперь он в тех садах, за огненной рекой,
Где с воробьем Катулл и с ласточкой Державин.
О, хороши сады за огненной рекой,
Где черни подлой нет, где в благодатной лени
Вкушают вечности заслуженный покой
Поэтов и зверей возлюбленные тени!
Когда ж и я туда? Ускорить не хочу
Мой срок, положенный земному лихолетью,
Но к тем, кто выловлен таинственною сетью,
Все чаще я мечтой приверженной лечу.
И верится тогда: под элизейской сетью
Дерев невянущих мы встретимся опять,
Два друга любящих, две тени, чтобы третью,
Равно нам милую, любовно поджидать.
Новые коты впоследствии так и не смогли заменить Ходасевичу любимого Мурра.
Антон Чехов был большим поклонником такс. У него жили сразу две - черный Бром Исаевич и рыжая Хина Марковна. Имена для своих питомцев Чехов выбрал как настоящий врач: бром и хина были самыми популярными в его время лекарствами. В письмах Николаю Лейкину, хозяину родителей его такс, Чехов подробно описывал жизнь своих любимцев: "Таксы Бром и Хина здравствуют. Первый ловок и гибок, вторая неуклюжа, толста, ленива и лукава. Первый любит птиц, вторая тычет нос в землю. Оба любят плакать от избытка чувств. Понимают, за что их наказывают. У Брома часто бывает рвота. Влюблен он в дворняжку. Хина все еще невинная девушка. Любит гулять по полю и лесу, но не иначе как с нами. Драть их приходится почти каждый день; хватают больных за штаны, ссорятся, когда едят, и т. п. Спят у меня в комнате".
Еще одним любителем такс был Владимир Набоков. Сначала таксы жили в его родительском доме, позже писатель завел собственных: "В раннем детстве я еще застал на садовом угреве двух тучных старичков, Лулу и Бокса Первого. Спал Бокс-первый всегда на расшитой подушке в углу козетки. Седоватая морда с таксичьей бородавкой, выдающей породу, заткнута под бедро, и время от времени его еще крутенькую грудную клетку раздувал глубокий вздох. Он так стар, что устлан изнутри сновидениями о запахах прошлого. Около 1904 года отец привез с Мюнхенской выставки щенка, из которого вырос сварливый, но удивительно красивый Трейни (я назвал его так, потому что длиной и коричневостью он походил на спальный вагон). Одна из музыкальных нот моего детства - это истеричное тявканье Трейни, преследующего зайца, которого ему никогда не удавалось загнать, по дебрям нашего вырского парка, откуда он возвращался в сумерках (моя встревоженная мать долго, высвистывая его, в дубовой аллее) с давно уже дохлым кротом в зубах и с репьями в ушах... Затем кто-то подарил нам другого щенка, Бокса Второго, внука Хины и Брома, принадлежавших доктору Антону Чехову. Этот окончательный таксик последовал за нами в изгнание, и еще в 1930-ом году в пригороде Праги (где моя овдовевшая мать жила на крохотную пенсию чешского правительства), можно было видеть неохотно ковыляющего далеко позади своей хозяйки этого пса, раздражительного, страшно старого, гневающегося на чешский длинный проволочный намордник - эмигрантскую собаку в заплатанном, плохо сидящем пальтеце".
Как впоследствии говорил Набоков, его такса Бокс Второй была единственным, что связывало писателя с русской литературой.
Владимир Маяковский нисколько не кокетничал в стихотворении "Я люблю зверье": к собакам он действительно относился со всей нежностью. Его первым питомцем была Щеня - помесь дворняги с сеттером.
Как вспоминала Лиля Брик: "Они были очень похожи друг на друга. Оба - большелапые, большеголовые. Оба носились, задрав хвост. Оба скулили жалобно, когда просили о чем-нибудь, и не отставали до тех пор, пока не добьются своего. Иногда лаяли на первого встречного просто так, для красного словца. Мы стали звать Владимира Владимировича Щеном. Стало два Щена - Щен большой и Щен маленький".
Потом у него появился и французский бульдог Булька, которого он привез из Парижа в подарок Лиле Брик. Но Маяковский сам так привязался к этой собаке, что она сопровождала его везде и всюду. Булька была с Маяковским и в его последний день жизни.
Среди питомцев Александра Куприна была даже обезьянка Марья Ивановна. Но любимцами писателя были собаки. Когда он жил в Гатчине, в его усадьбе обитало сразу восемь сенбернаров (первых двух щенков Куприну подарил Леонид Андреев). Особым псом в жизни Куприна стал "необычайной красоты и силы пес красно-песочной масти, весом свыше шести пудов", охотничий меделян по кличке Сапсан.
Однажды он спас маленькую дочь писателя Ксению от бешеной собаки, и Куприн отблагодарил своего пса вечной жизнью в литературе - написал рассказ "Сапсан" от лица самого пса: "Посредине улицы мчалась собака, черная, в белых пятнах, с опущенной головой, с висящим хвостом, вся в пыли и пене. Нянька убежала визжа. Маленькая села на землю и заплакала. Собака неслась прямо на нее. От ужаса вся шерсть на мне вздыбилась, но я превозмог себя и загородил телом Маленькую. Это уже было не единоборство, а смерть одному из нас. Я сжался, выждал краткий, точный миг и одним скачком опрокинул пеструю на землю. Потом поднял за шиворот на воздух и встряхнул.
Она легла на землю без движения, плоская и теперь совсем нестрашная. Но Маленькая очень перепугалась. Я привел ее домой. Всю дорогу она держала меня за ухо и прижималась ко мне, и я чувствовал, как дрожало ее маленькое тельце. Не бойся, моя Маленькая. Когда я с тобой, то ни один зверь, ни один человек на свете не посмеет тебя обидеть".
В 1938 году Валерия Валишевская-Навашина, вторая жена Константина Паустовского, купила таксу. Собаку назвали Фунтик. Во время Великой Отечественной войны Паустовский после службы на Южном фронте был освобожден Комитетом по делам искусств и эвакуирован в Алма-Ату, где находилась его семья. Когда же писатель должен был вернуться в Москву, возник вопрос: "Как ехать в поезде с Фунтиком?" Но Константин Георгиевич не мог оставить собаку, поэтому собрал документы и справки в ветеринарных лечебницах, чтобы получить разрешение на перевозку.
На вокзале Паустовский спрятал пса под шубой. Но, как только семья вошла в вагон, один из пассажиров был страшно возмущен появлением в поезде собаки. Конфликта не случилось, поскольку все документы на Фунтика были на руках. Севшие на поезд во время ночной остановки солдаты отнеслись к собаке с симпатией. Паустовский рассказал им об инциденте с пассажиром, и солдаты решили найти недоброжелателя и проучить его. За ориентир взяли усы, о которых упомянул писатель. Грубиян не был найден, но позже выяснилось, что как только он услышал шум и недовольства солдат, то немедленно сбрил усы, поэтому его и не узнали. Фунтик благополучно добрался до Москвы.
Хемингуэй прославился не только как автор многих выдающихся произведений, но и как знаменитый "кошатник". Его любовь к кошкам началась после того, как его друг, капитан Декстер, где-то в 1935 году подарил Эрнесту необычного котенка, породы мейн-кун - у пушистого малыша на каждой лапке было по шесть пальцев. Котенок, получивший прозвище Сноубол (Снежок), открыл эру котов в жизни великого писателя.
С тех пор в доме Хемингуэя кошки не переводились, а к концу второй мировой войны их было уже больше 20. Практически половина котов рождались с шестью пальцами, видимо, "ген шестипалости" оказался доминирующим.
К концу жизни Хэмингуэя рядом с ним уже жило целых 57 кошек целая кошачья ферма! На сегодняшний день в доме-музее писателя обитает большое количество котов, среди которых 44 потомка его кота Снежка, унаследовавшие шестипалость. Многие туристы приезжают в дом Хемингуэя не только для того, чтобы приобщиться к творчеству писателя, но и чтобы проникнуться в его мир, заметное место в котором занимали кошки.
Один из самых популярных американских авторов, писатель и поэт Чарльз Буковски очень любил кошек. Вот цитата из интервью 1987 году журналу "Interview":
"Хорошо иметь целую кучу котов вокруг. Если чувствуешь себя плохо - посмотри на кошек, тогда тебе станет лучше, потому что они всё знают, знают таким, какое оно есть на самом деле. Их ничем не удивишь. Они просто знают. Они - спасители.
Чем больше у тебя котов, тем дольше ты проживешь. Если у тебя сто котов, то ты проживешь в десять раз дольше, чем если бы у тебя было только десять. Однажды это обнаружится, и люди станут заводить по тысяче кошек и жить вечно. Это в самом деле смешно.
Когда меня разрывает на части, я смотрю на своих кошек. У меня их 9. Просто наблюдаю, как одна из них спит или дремлет, и расслабляюсь. Писательство - это тоже моя кошка. Она позволяет смотреть правде в глаза. Умиротворяет. По крайней мере, на какое-то время."
Марк Твен был весьма любвеобилен в отношении кошек. Они в его детстве водились в доме десятками. В дальнейшем, уже будучи знаменитым писателем, Твен окончательно определился: больше всех любил кошек, особенно много времени уделяя котятам. Когда ему случалось рассердиться, то, по воспоминаниям близких, он даже фырчал по-кошачьи. Дочки Сюзи, Клара, Джин звали его "сердитый серый котик". Чтобы увидеть его таким, специально выводили из себя и в полном восторге кричали: "Ах ты, скверный сердитый кот!".
Твен считал, что дети должны расти вместе с животными. Трем дочуркам он говорил, что животные гораздо интереснее людей, и поощрял их проводить свободное время с многочисленными зверушками, жившими в их большом доме в Хартфорде, штат Коннектикат. В "зверинце" были черепахи, белки, собаки, кошки.
В этом доме жила необыкновенной красоты трехцветная кошка, предпочитавшая отдыхать на круглом обеденном столе, застланном ярко-красной скатертью. Марк Твен никогда не прогонял свою любимицу, каждый раз объясняя девочкам, что красный цвет подчеркивает красоту ее шубки. Одного из котов звали Апполинарис. Именно ему каждое Рождество поручали почетную роль: побыть с сестрами, пока в соседней комнате развешивали традиционные чулки с подарками. В этот торжественный вечер коту повязывали нарядный бант.
После финансовых неурядиц, при переезде в Европу всех животных пришлось оставить в Америке, о чем все в семье без исключения горько сожалели. Как-то сравнивая папу с мамой, уже взрослая дочь Сюзи заметила, что разница между ними в том, что "мама любит мораль, а папа любит кошек".
В произведениях Марка Твена нет обезличенных кошек - у них не клички, а имена: Генерал Грант, Генерал Галлет, Пророк Моисей, Маргарет, Капитан Семмс, Хорес Грили. А в рассказе "Простофиля Вилли" есть такие строчки: "Говорят, что без кошки - откормленной, избалованной, привыкшей к почитанию - бывают идеальные дома; быть может, не спорю, но доказательства я еще не встречал".
Дома у Твена всегда жили кошки. Среди них встречались даже дрессированные: они по звону колокольчика сбегались на определенное кресло, а по приказу "спать" могли прикинуться спящими. Коты Марка Твена имели свои пристрастия: больше всего им нравилось наблюдать за тем, как писатель играет в бильярд. Но беда тому коту, который выставленной лапой вдруг менял направление движения шара, - таких хулиганов Твен мог запросто выдворить из бильярдной.
Коты, будь у них такие права, могли бы подать на Марка Твена в суд за то, что он придумывал им забавные имена: дома у Твенов жили Зороастр, Апполинарис, Сюр Мэш и Блэтерскит. Такие клички для котов писатель придумывал для того, чтобы дочки тренировались в произношении сложных слов.
Однако главным его любимцем стал кот Бамбино, который появился дома в последние годы жизни писателя. Дочь Марка Твена, Клара, как-то во время болезни приручила котёнка и остановила его в своей палате санатория. Когда же работники санатория обнаружили четверолапого, Кларе пришлось от него избавляться. Тогда-то она и решила подарить кота отцу. Марк Твен - большой оригинал в области воспитания кошек - научил Бамбино лакать воду лапой и этой же лапой гасить огонек свечки в маленькой лампе, от которой писатель прикуривал. Этим умением Бамбино писатель гордился настолько, что ни один его гость не мог покинуть дом, не посмотрев на это представление.
"Если бы человек мог быть скрещен с котом, это улучшило бы человека, но ухудшило бы кота" - говорил Марк Твен.
Собаки писателя были охотничьих пород: лайки, пойнтеры, легавые, сеттеры натаска была для него увлекательным, важным и интересным делом. Собаки занимали в его жизни и творчестве очень большое место он их любил, и писал о них: "Собаки вывели меня в люди".
Автор романа "Над пропастью во ржи" как-то посетовал, что только два существа в мире действительно знали его. Это его сын Мэтью и его собака Бенни, шнауцер, которого писатель привёз домой из Германии в 1946 году.
Известный английский классик был страстным любителем собак, они проживали у него дома, он делал их персонажами своих произведений. Самые известные четвероногие герои это Булси из "Приключений Оливера Твиста" и Жип из "Дэвида Копперфильда".
В августе 1862 года он опубликовал статью в журнале "Круглый Год" под названием "Два Собачьих Шоу", где хвалил работу с виду ничем непримечательного благотворительного центра "Дом для собак и кошек". Диккенс был поражен и буквально зачарован работой этой единственной в своем роде лондонской организации, где приоритет, в первую очередь, отдавался благосостоянию четвероногого подопечного. Диккенс также много говорил в статье об отношении к питомцам в этом приюте, о любви и оказываемой заботе. Эта статья сыграла ключевую роль в работе "Дома для собак и кошек". Общественное мнение изменилось к лучшему, в 1871 году организации удалось перевезти своих питомцев в более хорошие условия.
Самую известную собаку поэта звали Кадо, это был черный пойнтер. Она трагически погибла на охоте в нее по ошибке выстрелила жена Некрасова. Для хозяина смерть его четвероного друга была настоящим ударом. Похоронили Кадо в имении у дома. На могиле положили плиту из гранита. Николай Алексеевич подолгу стоял возле нее.
Русский поэт любил собак настолько, что посвятил им стихотворение:
Собаки! Бог вас людям дал в награду,
Чтоб грели сердце, радовали глаз.
Как мало вам от человека надо,
Как много получает он от вас!
Когда собака с человеком рядом,
уходит из души по каплям зло.
она всегда поймет вас с полувзгляда,
наполнит дом уютом и теплом.
Когда потреплют нас в житейской драке
и кажется- напастям нет конца,
зализывают раны нам собаки
и слезы слизывают с нашего лица.
Так пусть же Человек- венец творенья,
каких бы в жизни ни достиг вершин,
склонит чело с любовью и почтеньем
к четвероногим врачевателям души!
Британского классика всюду сопровождали его собаки таксы Камп и Спайс, борзые Дуглас и Перси и прекрасная легавая дирхаунд Майда большая охотничья собака стального цвета; она вела себя совершенно степенно, не принимала участия в шуме, производимом ее собратьями, и, видимо, считала, что должна поддержать честь дома.
Его любимец пес Камп пока не состарился всегда сопровождал хозяина, когда последний лазал по скалам. Зачем лазал? Укреплял мышцы и цепкость пальцев. Пес Кемп помогал Скотту выбирать самый удобный путь. Любовь Вальтера Скотта к рыжему Адаму также упоминается в его биографии.
Вальтер Скотт также находится в списке почитателей ньюфаундлендов. Писатель высказал свое мнение об этих собаках такими словами "Я никогда не видел лучших животных, которые бы так впитали в себя правила этикета, если не считать, что они немного слюнявы. Но кто осудит их за это!". Домашние животные Скотта были его друзьями. Скотт обожал собак и всю жизнь был ими окружен.
Собаки сопровождали известного немецкого писателя всю его сознательную жизнь. В одном из писем он признался, что четвероногие друзья дали ему "чувство дома". Двух его любимых собак, в юношестве и в армии, звали Вульф. Последнюю собаку, терьера, звали Билли.
Своему хорошему другу, фокстерьеру Питеру, признанная "королева детективов" даже посвятила роман "Безмолвный свидетель". На первой странице печатного издания так и написано: "Дорогому другу и непритязательному спутнику псу Питеру посвящаю".
Французская писательница обожала собак и кошек, что всегда жили в доме ее отца. С особой гордостью и нежностью Франсуаза всегда вспоминала таксу, превращенную ее отцом в собаку-самокат. К старости у бедного животного отказали задние лапки, и ни один ветеринар не взялся лечить ее. Тогда Пьер Куарэ, отец Франсуазы, сконструировал небольшую тележку, на которой бедняга смогла не просто передвигаться, но даже бегать по улицам.
В 1960 году американский писатель Джон Стейнбек, чтобы восстановить силы после сердечного приступа, решил отправиться в путешествие по Америке. Он хотел "снова все увидеть своими глазами и попытаться открыть заново эту огромную страну". Для своего путешествия он заказал специальный "выносливый, удобный, быстроходный грузовик с высоким крытым кузовом с домиком, где было все: широкая кровать, плита на четыре конфорки, отопительный прибор, холодильник и освещение на бутане, химизированная уборная, чуланчик, помещение для продуктов и сетка на окнах от насекомых". В попутчики писатель выбрал "пожилого господинчика французской национальности - пуделя по имени Чарли", "прирожденного дипломата" и "доброго друга".
Вместе с Чарли Стейнбек преодолел 19 тыс. км и пересек 37 штатов. Чарли помогал писателю налаживать контакт с людьми ("Собака, особенно такая экзотическая на вид, служит связующим звеном между незнакомыми людьми. Мало ли разговоров в пути начиналось с вопроса: "А что это за порода такая?"), кроме того, был отменным слушателем в дороге хозяин и пес обсуждали множество тем, от жизни в маленьких городках до расовой дискриминации. Свои приключения Джон Стейнбек описал в книге "Путешествие с Чарли в поисках Америки", ставшей мировым бестселлером.
У автора страшного романа об обезумевшем сенбернаре - отношения с собаками особые. Так, одна из них чуть не стала причиной его гибели. Летом 1999 года Кинга, совершавшего утреннюю пробежку неподалеку от своего загородного дома, сбила машина. Водитель микроавтобуса на мгновение отвлекся на лай своей собаки, сидевшей в салоне без привязи, и машина в этот момент выскочила на обочину. Писатель получил множество переломов и внутренних повреждений, долго был прикован к постели.
И вот, когда одна собака чуть не убила автора, другая, уэльский корги по кличке Марлоу, спасала его от одиночества, пока писатель, восстанавливаясь от травм, много времени проводил дома в вынужденной изоляции.
Считается, что именно Марлоу стал прототипом ушастика-путаника Чика (Ыша) из саги Кинга "Темная Башня".
По воспоминаниям библиофила Моисея Лесмана Анна Ахматова не выносила в людях излишней любви к животным, но и скверное отношение к ним ей было тоже неприятно. Сама Ахматова отмечала природную грациозность и красоту кошек, но особенного пристрастия к ним не имела. Она мирилась с присутствием животных в жизни других людей и на кошачью ласку отзывалась с благодарностью.
В стихах Ахматовой встречается много "кошачьих" следов, а в ее воспоминаниях то и дело появляются соседские коты. Им Ахматова передает в письмах приветы и поцелуи: "Крепко целую тебя, Анюту и всех котов (сколько их)?". Или в конце другого письма: "Дорогая моя, вот уж неделя, как я дома. Здесь все мирно и благополучно. Коты молоды и красивы..." На даче в Комарово у соседей Ахматовой жил очень шумный, буйный и огромный рыжий кот по прозвищу Глюк, о котором она говорила: "Ну, знаете, это уже не кот, это целых полтора кота". Анна Ахматова считала также, что этот рыжий кот очень похож на Иосифа Бродского.
Интересен и экспресс-тест Ахматовой для новых знакомых. Она предлагала выбрать одно из двух: чай или кофе, собаки или кошки, Пастернак или Мандельштам. По мнению Ахматовой, люди делятся на две категории: те, кто любит чай, собак и Пастернака, и тех, кто предпочитает кофе, кошек и Мандельштама. "Чай-собаки-Пастернак" - люди простоватые, но надежные, "Кофе-кошки-Мандельштам" -люди изысканные и утонченные, но полагаться на них не стоит.
Я старалась)))Я эту темку давно задумала, но она сборная, а у меня что-то конец и начало года выдались чумачедчими(по-другому не скажешь)))
Только к середине января осилила)))
