и нет для нее ничего страшнее, чем стать смешной и нелепой. Она воюет со смехом например, сажает за иронические картинки в соцсетях.
Карнавал, как нас учил Михаил Бахтин, переворачивает все вверх дном, а власть предполагает строгую иерархию без всяких там переворотов. Но когда на экране появляется официальное лицо, генерал при всех регалиях и, используя субкультуру и язык казармы и подворотни, угрожает частному лицу - это и есть карнавал в чистом виде.
Нарочитая агрессия (в случае генерала) и очевидная уклончивая ложь (в случае двух неразлучных "туристов") еще один шаг через очередную красную линию: все, что казалось еще вчера морально недопустимым, становится новой нормой, рутиной. Но рутиной и новой нормой становятся все более лихие и веселые ответы общества оно смеется и издевается над властью. Протест это не только выход на улицу, это еще и смеховая культура. Всех за нее не пересажаешь. Советскую власть подорвали не только упавшие цены на нефть и чрезмерные военные расходы, но и то, что она стала смешной и над ней стали открыто смеяться, несмотря на опасность преследований, в том числе уголовных.
Власть умеет иронизировать. Но ее ирония не смешная, а злая, выраженная клишированным языком пресс-секретарей, "высмеивающих" супостатов с Запада. Этот стиль современен лишь по средствам доставки, а по форме и содержанию он чрезвычайно архаичен и отсылает к пропагандистским лингвистическим образцам конца 1940-начала 1950-х годов: это агрессивная ирония и злобный смех, предшествующие погрому и аресту.