Зарегистрируйтесь без указания e-mail всего за 1 минуту! Скорее нажмите сюда!
Amor Ex Machina? Maybe.
 

Домик брачных аферистов
Виктор Астафьев. Записи разных лет


➜ главная Домика
Вы не залогинились! Ваш статус в этом ДоМиКе - гость.
В домике онлайн: 0, замечено за сутки: 19

вернуться на 944 стр. списка тем

Укрофейк  
Виктор Астафьев. Записи разных лет
Укрофейк
ШТОРМ

(Из повести "Кража")

В тридцать девятом году разыгрался на Енисее шторм, да такой, что каравану, идущему в Дудинку, пришлось уходить в Игарскую протоку. Она, протока, в устье замкнута мысом-отногой острова Полярного (Самоедского), а от городского берега каменным мысом под названием, данным переселенцами, - Выделенный. На мысе том, подальше от города, поближе к воде и песку, на каменьях - огромные баки с горючим, называлось это громко - нефтебазой.

Во время шторма за мыс, в извилистые фиордики-коридоры от волны, боя и шума заходила рыба, и тучились тут ребятишки с удочками, ударно таскали хороших сигов.

И вот, значит, мы на промысле ребячьем, а буксир-теплоход, густо дымя трубой, тужится увести караван в затишье. А в караване том - штук двадцать плавучих единиц; лихтера, баржи, паузки. Все в расчалку, стало быть, в сцепе, строем, пыжом тогда еще караваны не строили. Умелые пароходные люди вели караван, а все же завести в протоку такую махину трудно. И начало наваливать на мыс хвостовую счалку, в щепье крошить паузки, баржонки, вот и до пузатой старой баржи дело дошло, валит ее на бок, бьет, по барже бегают стрелки с винтовками, вверх палят. Им в ответ басит тревожно и непрерывно буксирный теплоход. Причальные пароходишки, всякий мелкий бесстрашный транспорт на баржу чалки кидает, оттянуть ее от камня пытается. Да где там! Стихия!

Хрусть! Начала ломаться баржа, ощеперилась ломаными брусьями, шпонками, костылями - в проран вода хлынула и вымыла оттуда бочки, доски, людей. Крики, паника. С баржи стрелки сигают в волны вместе с винтовками, шкипер детей, бабу и имущество на лодку грузит, тонущие люди за лодку хвататься начали, опрокинули ее...

Отважные парнишки северного города, кто чем, кто как помогают гибнущим, тащат их из воды, откуда-то плотик взялся, бревна, крестовины от старых бакенов, доски, старая шлюпка - все в ход пошло.

А из баржи, уже напополам переломившейся, как из прорвы, вымывает и вымывает стриженых мужиков, среди них на трапе, на нарах ли деревянных баба плавает, прижав ребенка к сердцу, и кричит громче всех, аж до неба...

Детдомовские парни, из переселенческих бараков и комендатурских домиков все вместе, не щадя себя и не боясь холодной воды, спасают людей, а с мыса от нефтебазы баба в форме спешит, наган на ходу из кобуры вынимает, за ней два мужика с винтовками наперевес, затворами клацают, рукою машут и орут: "Наз-зад! На-зад! Нельзя сюда! Нефтебаза!.."

Мы, ребятишки, и взрослые, и спасители, и спасаемые понимаем, что нельзя сюда, нефтебаза здесь, но куда же назад-то? Там волна до неба бьет, караван гибнет, теплоход уже исходным басом орет, люди тонут. Им не до злодейств уже, не подожгут они нефтебазу, у них и спички-то, если у кого есть, намокли, чем поджигать? Да и безумны они, беспомощны, мокры и жалки, выдернешь на берег которого, ползет на карачках и воет, дрожит, зубами клацает - смотреть жалко и страшно.

А те, бдительные охранники, напуганные и замороченные агитацией насчет врагов народа, это их, врагов народа, Норильск-город строить везут - привычно уже и всем известно это, стриженые все, сморщенные, бледные и на врагов-то, все повзрывавших, не похожи, и все ж коварный народ, притворяется, небось, жалким, который и взорвет, либо подожжет, чего с него спросишь - отчаялся, напролом лезет...

Палили, палили охранники вверх, орали, орали, упреждали, упреждали и остервенились, давай в тех, что до берега добрались и на камень безумно карабкались, стрелять - как сейчас помню, обернулся, по желтому приплеску зевающего мужика волной волочит и качает, с каждым ударом красное облако из него, как дым, выбрасывает...

Заорали парнишки, с детдомовцами, с двумя или тремя, как водится, припадки начались. На костыле один парнишка среди нас был, он первый и пошел на вохру, лупит костылем бабу, а мы тех двух дураков камнями, палками, ну прямо, как в большевистском кине, грудью на извергов, они тычут в нас задымленными, белесыми дулами винтовок:"Стрелять будем! Стрелять будем! Шпана!", да боятся, не стреляют в нас-то. Мы их за баки загнали, костыльник аж в будку бабу с наганом упятил, она там на крючок заперлась...

Много мы несчастных людей отстояли тогда и спасли. Словно бы знали, что скоро нам Родину отстаивать, несчастный народ свой спасать придется. Подготовку хорошую прошли.

Сколько раз я эту сцену в ранние свои рассказы и повести вставлял. Снимают и снимают. Еще задолго до подхода к цензуре снимают. Может, хоть нынче напечатают? А то все наших бьют, да бьют, били и мы, как видите, умели и мы иногда еще детьми постоять за себя...

1966год
Люка в БАНе  
Из " Прокляты и убиты"
Люка в БАНе
Громыхал под чьими-то сапогами камешник, палили в воздух, по камням и по кустам секли какие-то люди.

- А-а, падла! А-а, притырился! разносилось из тьмы, смылся! Воевать не хочешь...

- Бра-а-атцы-ы-ы! Да что же это, бра-атцы-ы-ы!..

Волокут человека, по камешнику волокут, к воде. Видать, бедолаги попали на левый берег, им же полагается быть на том, на правом, где немец. Им воевать полагается. И вот люди, которым судьба выпала не плавать, не тонуть, а выполнять совсем другую работу, вылавливали ихнего брата и гнали обратно в воду. Они удобное на войне место будут отбивать яростней, чем немцы-фашисты свои окопы. Ведь эта ихняя позиция и должность давали им возможность уцелеть на войне. Доведись Родиону и Ерофею так хорошо на войне устроиться, тоже небось не церемонились бы. Вот только не получалось у них у смоленского крестьянина и вятского мужика удобного в жизни устройства, не могли, не умели они приспособить себя к этому загогулистому, мудрому и жестокому миру больно они простоваты, бесхитростны умом стало быть, поднимайся из-за камней, иди в воду, под выстрелы, в огонь иди. И когда высветившие их фонариком какие-то громадные, как им показалось, безглазые, клешнерукие люди схватили их и поволокли, то под задравшейся рубахой ширкало каменьями выступившие позвонки и ребра. Оба мужика, и молодой, и пожилой, рахитными были в детстве, младенцами ржаную жвачку в тряпочке сосали, да и после объявленной зажиточной колхозной жизни на картошке жили, негрузные, с почти выдернутыми суставами ног и рук, волоклись, разбивая о камни лица, и не сопротивлялись, как тот пожилой дядька, в котором являлась такая живучесть, что он с воплями выскакивал из реки, рвался на берег. Тогда нервный от нечистой работы командир юношеским фальцетом взвился:

- По изменнику родины!

Смоленского и вятского мужиков хватило лишь на то, чтобы взмолиться, забитым ртом выплюнуть вместе с песком:

- Мы сами... Мы сами... Не надо-о-о.

О том, что их вообще нельзя гнать в воду: нету у них оружия, сил нету, иссякло мужество не хватит их еще на одно спасение, чудо не может повториться, они не говорили, не смели говорить. Выколупывая песок, дресву из рта, сблевывая воду, которой был полон не только тыквенной формы живот, но и каждая клетка тела свинцом налита, даже волосок на голове нести сил не было. Младшего ударили прикладом в лицо. С детства крошившиеся от недоедов зубы хрустнули яичной скорлупой, провалились в рот. Ерофей подхватил напарника и вместе с ним опрокинулся в воду, схватился за брусья, прибитые к берегу течением.

- Сволочи! Сволочи проклятые! отчетливо сказал он и потолкал плотик вверх по течению. Родион, прикрыв одной рукой рот, другой помогал заводить напарнику плотик вверх по течению.
Заградотрядчики работали истово, сгоняли, сбивали в трясущуюся кучу поверженных страхом людей, которых все прибивало и прибивало не к тому берегу, где им положено быть. Отсекающий огонь новых, крупнокалиберных пулеметов "дэшэка", которых так не хватало на плацдарме, пенил воду в реке, не допуская к берегу ничего живого. Работа карателей обретала все большую уверенность, твердый порядок, и тот молокосос, что еще недавно боялся стрелять по своим, даже голоса своего боялся, подскочив к Ерофею и Родиону, замахнулся на них пистолетом:

- Куда? Куда, суки позорные?!

- Нас же к немцам унесет.

Они больше не оглядывались, не обращали ни на кого внимания, падая, булькаясь, дрожа от холода, волокли связанные бревешки по воде и сами волоклись за плотиком. Пулеметчик, не страдающий жалостными чувствами и недостатком боеприпаса, всадил на всякий случай очередь им вослед. Пули выбили из брусьев белую щепу, стряхнули в воду еще одного, из тьмы наплывшего бедолагу, потревожили какое-то тряпье, в котором не кровоточило уже человеческое мясо. Убитых здесь не вытаскивали: пусть видят все есть порядок на войне, пусть знают, что сделают с теми подонками и трусами, которые спутают правый берег с левым...
Валерий  
Кругом враги
Валерий
Внешние и вгутренние. Нельзя терять бдительность. Бей своих чтобы чужие боялись.
По мнению русских поцриотов самая предательская нация это русские. Вот и сейчас во всем виноваты подпиндосники, либералы демократы и борцы с коррупцией
Мужичок на часок  
кругом брехуны, нытики и всепропальщики,
Мужичок на часок
ничего, скоро все эти иудушки... Солженицины, Рои Медведевы, Резуны, Астафьевы... будут преданы забвению.

А подвиг русского народа во главе со Сталиным... возвеличен!
Валерий  
Да млять
Валерий
Это подвиг угробить десятки миллионов из-за амбиций по завоеванию мира
Мужичок на часок  
Валерон
Мужичок на часок
а тебе вообще лечиться надо... ты не здоров дедушка.
Юрий  
Почему со Сталиным?!!!
Юрий
С путиным разве нет?
Валерий  
Вонючий нигер
Валерий
Тебя только мать сыра земля вылечит
Люка в БАНе  
ХВАТИТ СРАТЬСЯ!!!
Люка в БАНе
ДОСТАЛИ!!!

(((

Тук-тук-тук! Кто в домике живет? Наверное, мышка-норушка, как всегда... Ну там еще зайчик-побегайчик, лисичка-сестричка... А вас тама, похоже, нет!

Почему? Да потому что на Мейби нужно сначала зарегистрироваться, а потом подать заявку на прописку в ДоМиКе.

Попасть в "15 мин. Славы" ⇩