Люди
Как начать учить русский в 56 лет и защитить докторскую в 74: рассказывает 91-летняя писательница Мэри Хобсон
24. 04. 2018ДАРЬЯ РАДОВА
Английская писательница Мэри ХобсонАнглийская писательница и переводчица Мэри Хобсон рассказывает Zima Magazine, как в 56 лет начала учить русский, защитила докторскую и впервые перевела Грибоедова на английский. Другие ее переводы - "Евгений Онегин" и "Горе от ума". За свою работу Мэри получила премию "Подвижник" и Золотую Пушкинскую медаль.
Мэри Хобсон 91 год, она живет в доме престарелых на Highgate и переводит русскую классику. Учить язык начала в 56 и уже успела выпустить пять томов русской классики на английском. Хобсон рассказывает о том, как русский язык помог начать ей новую жизнь и построить карьеру.
- Мэри, вы свободно говорите на русском, поэтому не могу не спросить, на каком языке будем вести интервью?
- На русском, конечно. Я была бы очень рада. Давайте оставим английский на крайний случай.
- Договорились! Когда вы начали изучать русский, вам было 56 лет, и вы не знали ни слова по-русски, зато знали, что вам нравится "Война и мир". Как так получилось?
- Да, причем, я узнала, что мне нравится "Война и мир" тоже в 56 лет, когда попала в больницу. Мне сделали операцию на ноге, после которой нельзя было вставать две недели. И моя дочь Эмма принесла мне "Войну и мир" со словами, что не будет лучшей возможности ее прочитать. Через три дня я ее закончила. Книга меня абсолютно потрясла. И как-то ночью я проснулась с одной мыслью: "Но я же никогда не узнаю, что написал сам Толстой. Я не читала "Войну и мир", я читала перевод. Делать нечего, придется начать изучать русский".
- С чего вы начали?
- Сначала я нашла вечерние курсы рядом с домом. А потом случилось кое-что интересное. У меня была знакомая по имени Татиша, и я рассказала ей, что собираюсь учить русский. А она говорит: "Давай я тебя буду учить".
Она прекрасно говорила по-английски, и я даже подумать не могла, что она русская, и на самом деле ее зовут Татьяна. Она была эмигранткой первой волны, и всю жизнь прожила здесь. Только после этого я стала замечать, что в ее произношении есть едва уловимая мягкость. Она отказалась брать деньги и учила меня бесплатно. Мы занимались русским шесть лет за столом в саду. Первой книгой, которую я прочитала по-русски, стала, конечно, "Война и мир".
- В переводе вы прочитали ее за три дня. А на русском?
- Это заняло у меня два года. Я изучала ее по одному предложению, как стихи. Можно сказать, что я выучила русский по "Войне и миру". Было очень сложно читать, зато я столько слов не выучила, а именно поняла из контекста. И это уже была настоящая "Война и мир", а не перевод.
И только через Пушкина я поняла, какими должны быть настоящие стихи.
Английская писательница Мэри ХобсонПосле Толстого начала читать Лескова, Гончарова, Чехова. А потом я прочитала "Медного всадника" Пушкина. И это было удивительно. До этого я читала стихи в школе и была равнодушна к ним. И только через Пушкина я поняла, какими должны быть настоящие стихи. Мало слов и так много смыслов. Я выросла в Лондоне, но поняла, почему люблю его, после строк Пушкина: "Люблю тебя, Петра творенье...". Для меня это стихотворение - признание в любви к городу.
- В юности вы изучали музыку в Royal Academy of Music, в 40 лет опубликовали свой первый роман на английском. А через 16 лет начали учить русский, и в итоге он стал для вас профессией. Как вы поняли, что ваш интерес перерос одно произведение?
- "Война и мир" только распалила мой интерес, а в изучении языка я уперлась в потолок. Но чувствовала, что могу и хочу больше. Тогда я решила, что пора заняться им серьезно. И поступила в UCL School of Slavonic and East European Studies на специализацию по русскому языку и русской литературе. Мне тогда было 62 года.
Всех провожали родители, а меня мои четверо детей. Они очень переживали, сказали мне: "Мама, это последний раз, когда мы тебя видим!"
В первый день я чуть не умерла! Думала, что нет, я не смогу тут учиться. Но постепенно влилась. Учеба длилась 4 года, включая 10-месячную практику в Москве в общежитии с молодыми студентами. Помню свой отъезд. Всех провожали родители, а меня мои четверо детей. Они очень переживали, сказали мне: "Мама, это последний раз, когда мы тебя видим!"
- Но вы отправились жить полной студенческой жизнью в Москву. Было тяжело?
- Нужно было готовить для себя на общей кухне, и причем у всех были свои продукты. Я нашла прекрасный рынок, он назывался "Полежаевский". Любая проблема, которая может быть решена, не проблема, а забава. Но я быстро поняла, что мне нужны друзья моего возраста. И я их нашла.
В Москве у меня появились так-и-и-и-и-и-е друзья, самые настоящие.
Английская писательница Мэри ХобсонВ Москве у меня появились так-и-и-и-и-и-е друзья, самые настоящие. Их было 16 у меня. Сейчас почти все умерли. К счастью, среди них были помоложе, с которыми мы до сих пор общаемся. Время в Москве было одним из лучших периодов в моей жизни. У меня была подруга Марина, и у нее был дом в Зарайске. Вы знаете, где это?
- Нет.
- Никто не знает. Он находится в Московской области. Это очень маленький город, и моя подруга жила на окраине. Дальше - поле и речка. Как же в ней было здорово плавать. Кроме этого в Зарайске нечего было делать, абсолютно нечего. Там я много занималась переводами. Я работала над своей PhD, моей темой было творчество Грибоедова.
Как хотелось бы вернуться в Россию! Я уже отдала мою шубу и шапку в Royal Academy of Dramatic Arts - подумала, может им пригодится для пьесы Чехова.
Когда я вспоминаю летние вечера в Зарайске, то люблю рассказывать, как мы засиживались с Мариной до сумерек. Такое красивое слово - "сумерки". Марина - нет, а я пила водку. Не слишком много, конечно, пару рюмок. Как хотелось бы вернуться в Россию! Я уже отдала мою шубу и шапку в Royal Academy of Dramatic Arts - подумала, может им пригодится для пьесы Чехова.
- А получится у вас вернуться?
- Последний раз я была в России в 2012 году. Я бы хотела снова съездить в Москву, но у меня случился малюсенький инсульт. Вообще не страшный, но врачи сказали, что летать, особенно в Россию, мне больше нельзя.
- С Толстого вы начали учить русский язык, через Пушкина полюбили стихи. А как сложилось с Грибоедовым? Его же до вас никто не переводил на английский.
- Моя история с Грибоедовым началась с того, что однажды кто-то мне сказал: "Есть блестящая комедия Грибоедова в стихах. Но ее совершенно невозможно перевести".
Я взяла "Горе от ума" в библиотеке, прочитала и перевела. Это было давно, сейчас я бы перевела ее по-другому. Но ничего, зато, когда я над текстом работала, Грибоедова никто здесь не знал. Даже для диссертации мне во вступлении пришлось объяснять, кто он.
На столе передо мной две версии переводов. И тут кошка прыгнула на первый перевод и раскидала все страницы. Я подумала, мол, у этой кошки есть вкус.
