Ей было восемнадцать, и Она находилась в состоянии несчастной любви, разочарования, и обиды на жизнь: Ей казалось, что никого она теперь больше не хочет, и никто Ей больше не нужен. Ему было двадцать шесть, он находился в беге на короткие дистанции, что его вполне устраивало. Обсуждая вот это все, они проболтали, сидя на батарее пионерского лагеря, всю ночь, и обнаружили много общего. Роман развивался стремительно.

Через некоторое время Она обнаружила, что своих прежних, а заодно и Его взглядов на жизнь Она не разделяет: Ей хотелось быть с Ним, и только с Ним. Но Он никогда не упускал случая напомнить о прежних "договоренностях". Когда кто-то, совершенно посторонний, отвешивал комплимент "Какая красивая у вас супруга!", Он обязательно сообщал, что это не супруга, хотя мог и промолчать. А Она терпела: Она не хотела, да и не умела скандалить и спорить с ним, потому что это было бесполезно - Он был старше, опытнее и сильнее, и мог одержать верх в любой спорной ситуации.

Еще была фишка: зачем кто-то должен делать что-то, чего ему совершенно не хочется, а только потому, что этого хочет другой? Что за стадное чувство? Так они стали ездить отдыхать по отдельности, в разное время, в разные места. Однажды Он даже забыл предупредить о своем отъезде. В конце концов, Она и сама свято уверовала в эту идею свободы и независимости. Однажды перед Ее отъездом в дорогу Он вручил Ей пачку презервативов. Она их не преминула использовать: исключительно в знак протеста. Так у Нее появились другие мужчины, Его, так сказать, руками. У Нее были свои друзья, свои интересы, своя отдельно взятая жизнь, куда Она Его не пускала. Но, тем не менее, они были вместе, и Она его любила.

Переломный момент: пили они однажды пиво в компании Его приятеля; мужики выпили изрядно. И этот друг сказал в Ее адрес какую-то гадость. А Он, вместо того, что должен был сделать, присоединился к высказываниям. Она ушла. Прорыдав два дня в институтском профилфаке, Она вдруг обнаружила, что мир-то не перевернулся, что он как стоял, так и стоит, и что если бы этого не произошло, она все равно в это же время сидела бы здесь и играла бы с однокашниками в "мафию". Боялась остаться одна, но вдруг обнаружила, что вовсе и не страшно, да и не одна Она: вокруг столько всего нового и интересного!

Через две недели Он позвонил. Она бы ни за что не стала бы с ним разговаривать, но было уже за полночь, она была в Мытищах, ей надо было как-то выбираться, и меркантилизм взял свое. Он ее забрал, и до четерех утра они выясняли отношения. Она осталась. Но поняла, что та, самая важная струнка в ее душе - лопнула. Но осталась. Новая ложка дегтя не заставила себя ждать: ночь, вылезши из постели, сидят они на кухне, едят мороженое - идиллия, блин! Она вдруг замечает на своем бедре сосудик - надо же, полгода назад этого не было! Он - да уж, если так пойдет, через пару лет тебе надо будет устраивать свою жизнь. Встать бы да уйти, но далеко за полночь, до этого они попали под дождь - вся одежда мокрая. Много было чего друг другу сказано, но Она снова осталась. Просто Она решила сделать все, чтоб больше подобных эксцессов не происходило. Она никогда не говорила о будущем, никогда не думала "мы", только "ты и я". Не "мы поедем?", а "ты со мной поедешь?", например.

Однажды Ей показалось, что она беременна, и единственная мысль, пришедшая Ей в голову, была: "Не хочу ни Его, ни Его ребенка! Аборт!". Оказалось - ложная тревога, но мысль была весьма определяющей. А поскольку они были "свободны и независимы" ничего предпринято не было. Но она стала замечать, как она изменилась за это время, сколько в ней образовалось цинизма по отношению, как к себе, так и к окружающим. Это отсутствие категории "Мы" стало распространяться на всех.

В Ее жизни появился еще один мужчина. Она не замедлила расставить точки над "Ё", и изложила ему теорию "независимости и безответственности", он был очень удивлен, но согласился, а через некоторое время сообщил: "Ты мне становишься слишком дорога, и я к тебе начинаю привязываться. Это идет вразрез с твоими взглядами на жизнь, переделывать друг друга бесполезно. Я самоустраняюсь". И закрыл за собой дверь. А поскольку они были коллегами, чтобы не видеть Ее лишний раз, он еще и уволился. Большой любви к нему Она не испытывала, и его исчезновение Её мало тронуло, но факт заставил задуматься.

Тут-то в Ее голову и закралось подозрение, что придуманная Им, принятая Ею, модель отношений - тупиковая. Но Она была уже взрослой девочкой, Ей было уже не восемнадцать, а двадцать три, Она уже закончила институт, Она уже работает в крутой фирме, Она уже много чего сделала САМА. Она уже устоялась и сформировалась, хоть и под Его влиянием. И измениться она в обратную сторону уже не может.

И тут снова перелом. Она зачем-то берет билеты на "Норд-Ост", причем пришлось брать билеты именно на ту самую дату, хотя изначально хотелось на другую - мистика прям. Она отделалась "легким испугом", потому как открыла в себе доселе неизвестные качества: способность быстро брать себя в руки, напрочь отключать эмоции, и очень быстро соображать - на команду "Газы!" среагировала незамедлительно. И из больницы Её выписали на следующий день, с устным вердиктом психотерапевта: "Психика Ваньки-встаньки. Вам бы самой психиатром работать".

Он - клиническая смерть. И потеря памяти на небольшой период вокруг этого события. Плюс потеря кратковременной памяти, т.е. не запоминаются текущие события: можно целый день стоять перед носом - дверью хлопать. И тебя будут каждый раз встречать заново и радоваться. Два месяца больницы - память восстановилась. Но зато полная потеря уверенности и парализация воли. Это, правда, благоприобретенное свойство, потому как когда он пришел в себя, он хоть и не помнил ни хрена, но соображал быстро, и пытался производить какую-то деятельность. Но мамочка и прочие родственники постарались, не давая ребеночку даже чайник самостоятельно вскипятить, даже с уткой за ним бегали. И он свято уверовал в свою беспомощность. Она же лезла на амбразуры, переругалась со всеми родственниками, но усадила его за руль, выперла на работу, игралась с ним в игрушки для развития внимания и памяти, которые выклянчила у врача из института Сербского, научила пользоваться записной книжкой (или двумя, как у Нее самой :)

Но в нем неожиданно проснулась какая-то странная любовь к ней, жить он без Нее, видите ли, не может, обижается, когда Ее по двое суток где-то черти носят, о каких-то детях размышлять начал, планы какие-то грандиозные на будущее строить. В общем-то, в этом вся любовь и заключалась, никаких действий, только слова "не уходи, побудь со мной". Любые Ее взывания к действиям, направленным на возвращение к жизни, воспринимались весьма негативно. Стала Ей эта ситуация напоминать тазик с цементом.

А Она-то не может уже жить по-другому, Она-то не изменилась, да и не любит Она Его уже давно, и обиды все те прекрасно помнит, и давным-давно Ей с Ним не интересно, у нее своя, Ею самой выстроенная (с его же подачи) жизнь, друзья, подруги, работа, развлечения. Особенно если учесть, что она стала взрослее, и сильнее Его после этого происшествия, и бежит Она галопом по своей жизни вперед, перескакивая через трудности и препятствия. А Он сидит на месте.

В общем, в одно прекрасное утро произошло у Нее переполнение входного буфера, и, понимая, что на ногах он стоит вполне твердо, сказала она Ему: "Game over", дорогой! Хотела даже причины объяснить, но раздался звонок - Её брат сообщил Ей, что у родителей сгорел дом. Она прыгнула за руль и улетела, без объяснения причин. Последний диалог в дверях:
- Ладно, я пошла, давай не будем друг друга мучить.
- А я с удовольствием бы помучался. Еще лет пятьдесят.
- Дорога ложка к обеду... (Как раз прошла та пара лет, когда мне рекомендовалось жизнь устраивать...)