Чувством глубокого омерзения удовлетворены
Пишет Евгения
(
evaevg) :
...
"Сегодня ТОП ЖЖ содрогнулся от омерзения. И не просто от омерзения, от «глубокого омерзения», потому что именно с таким глубоким чувством горько и скорбно взирает на происходящие в обществе процессы очередной светлый человек – журналист и гражданин, Вера Васильева. Ну что же, "С чувством глубокого омерзения" ( авторша : "
sivilia_1" )....это хороший пост, показательный, и, абстрагируясь от «чувства глубокого омерзения», давайте по нему пройдемся аккуратненькой и ровной метелочкой.
.
Идея поста не нова, о, нет – эти напевы мы за последнее время слышали не раз, госпожа Васильева нам лишь их обобщила: вот де 35 лет назад пошла наша страна наконец-таки в сторону «цивилизации и свободы», и думающие люди воспрянули. Повеяло демократией, пали рабские оковы, интеллигенция ринулась сливаться в экстазе с прекрасным Западом, возглавляемым сияющим Градом на Холме, почти уже слилась, но упс... что-то пошло не так. И теперь у Веры... извольте-с... омерзение.
Знаете, мне ее даже жаль стало.
Такой отчаянный крик души. Плач по несбывшимся надеждам. Ностальгия по свободным девяностым, когда все было так прекрасно, и мы уже почти стали свободными, осталось совсем немного – и нас бы приняли в лоно величайшей цивилизации, но... не судьба. Пришел Путин и все разрушил. Акунина и других светлых и порядочных людей объявил террористами, возродил тоталитаризм, напал на мирную и добрую Украину и теперь – ай-я-яй, какой негодник – угрожает НАТО, самой миролюбивой организации, которая совершенно случайно и очень мирно расширилась на восток, совсем ничего не имея ввиду.
Вообще, люди, которые пишут такое, всегда интересны. Будят любопытство. Поэтому я никак не смогла пройти мимо и заглянула в журнал Веры Васильевой исключительно, чтобы посмотреть, чем же ее так угнетал тоталитаризм, и с чего это она процветала в те благословенные годы, которые большинство населения нашей страны именует не иначе как нищими, бандитскими и лихими.
И знаете, что оказалось?
Автор – москвичка и моя ровесница. То есть, мы с ней, в общем-то, в одной школе могли учиться и даже в одном классе, читать одни и те же книги и смотреть одни и те же фильмы. У нас, в принципе, примерно одинаковый бэкграунд. Мы ходили по одним и тем же улицам, учились по одним и тем же учебникам, и в тот год, когда на автора повеяло ветром демократической свободы, мы обе только-только закончили школу и, надо думать, поступили в вуз. Я – в технический, автор – в гуманитарный. И почему при прочих равных у нас такое разное восприятие действительности, это, конечно, вопрос, но не главный. Потому что вот она – точка отсчета. Девяностые годы. Благословенные для одних и убийственные для других. И я бы сказала даже так: для меньшинства – благословенные, а для большинства – убийственные.
Ведь пока Вера Васильева и другие избранные радостно наслаждалась надвигающейся на нас демократией, большинство населения этой демократией придавило так, что некоторые не выкарабкались и по сей день. Миллионы людей оказались выброшенными на улицу, остались без работы или с такой зарплатой, что прокормить ни себя, ни семью было невозможно. Закрывались КБ, институты, заводы, фабрики. Пенсии не успевали за инфляцией, и старики выходили на улицы и торговали книгами и подержанными вещами.
Я отчетливо помню, как мы проходили практику от моего университета на загибающемся оборонном предприятии: пустые цеха с заброшенным оборудованием, последние, выживающие на копейки инженеры и прочие специалисты, которые пытались передать нам свой опыт, а мы, опьяненные ветром перемен, все мы, уже точно знали, что не будем работать по специальности. Потому что – увы, негде. Стране больше не нужны инженеры. Стране нужны свободные менеджеры и дизайнеры, маркетологи и журналисты.
Сколько судеб тогда было поломано. Сколько людей смято, сметено и уничтожено.
Мой муж, закончивший Бауманку, пытался первое время продержаться в КБ уникального приборостроения, ему очень нравилась его работа. Но из всех свободных и демократичных СМИ нам кричали, что если ты не умеешь зарабатывать деньги, то ты неудачник и слабак. И муж ушел на вольные хлеба, работал непонятно кем – подвизался на небольшом таможенном терминале, где его инженерные мозги кисли, и, увы, он не справился с ударами судьбы и начал пить. Потому что жизнь его стала пуста. Но кого это волнует, когда – демократия.
А еще свободные СМИ рассказывали нам, простым людям, что вся наша страна – это какое-то позорное историческое недоразумение, что последние семьдесят лет наши деды и отцы были все или жертвами, или преступниками. Что Сталин – кровавый тиран, и Гитлер по сравнению с ним так, милый мальчик из церковного хора, ну, разве что евреев убил, и за это ему, конечно, общественное порицание. И что наши деды во время войны вовсе не совершали величайший подвиг, а тупо закидывали фашистов трупами. А отцы – эти просто врали всем, приспосабливаясь в эпоху застоя. А коммунисты и комсомольцы – либо зомбированные дебилы, либо кровожадные твари.
Я смотрела на своего деда – танкиста, ветерана, простого донецкого шахтера, выбившегося в очень большие начальники, и да, идейного коммуниста, и думала: а он-то кто? Жертва или тварь? И мне от этого демократического западного ветра отчетливо несло душком гнили.
Девяностые годы – это годы унижения нашей страны и ее народа, страшный период истории, когда лучшие люди России, настоящая элита – инженеры, ученые, учителя, врачи, рабочие – влачили нищенское существование, а бандиты, торгаши и обслуживающие их журналисты и политики чувствовали себя хозяевами жизни. А еще это – маркер.
Спросите у любого человека, как он ощущает тот период истории – и вы точно сможете сказать, каких взглядов он придерживается сейчас. Если на человека тогда веяло ветром свободы, значит, вполне закономерно, что сейчас он чувствует то самое «чувство глубокого омерзения», за которым скрывается личное разочарование и, быть может, даже обида. Увы, не получилось до конца развалить страну в угоду великому западному миру, не вышло сделать ее сырьевым придатком цивилизованных стран и получить причитающиеся за это плюшки – ведь каждый из этих людей мнил и до сих пор мнит себя «самым достойным», «интеллектуальной элитой страны».
Потому так и корежит их, что то самое большинство, обманутое в девяностых, подкупленное блестящими фантиками и сказками про Великую Демократию, вдруг прозрело и перестало кормить малочисленную либеральную свору. Потому и корчатся они, испытывают омерзение и называют народ быдлом и стадом. И грустят, вспоминая те «святые» времена.
Ну что ж, остается им только посочувствовать. Потому что я, в отличие от них, только сегодня начала ощущать себя по-настоящему свободной, получив снова право гордиться своей страной, своими предками, своей великой историей, а не ползать на брюхе перед западными кураторами, посыпая себе голову пеплом и извиняясь за собственную «убогость и неполноценность».
А «чувство глубокого омерзения» мы тоже испытываем. Да. Читая тексты и посты вер васильевых.
(С)
Отредактировано: 28 Мар 2024, 18:07.
evaevg) :...
"Сегодня ТОП ЖЖ содрогнулся от омерзения. И не просто от омерзения, от «глубокого омерзения», потому что именно с таким глубоким чувством горько и скорбно взирает на происходящие в обществе процессы очередной светлый человек – журналист и гражданин, Вера Васильева. Ну что же, "С чувством глубокого омерзения" ( авторша : "
.
Идея поста не нова, о, нет – эти напевы мы за последнее время слышали не раз, госпожа Васильева нам лишь их обобщила: вот де 35 лет назад пошла наша страна наконец-таки в сторону «цивилизации и свободы», и думающие люди воспрянули. Повеяло демократией, пали рабские оковы, интеллигенция ринулась сливаться в экстазе с прекрасным Западом, возглавляемым сияющим Градом на Холме, почти уже слилась, но упс... что-то пошло не так. И теперь у Веры... извольте-с... омерзение.
Знаете, мне ее даже жаль стало.
Такой отчаянный крик души. Плач по несбывшимся надеждам. Ностальгия по свободным девяностым, когда все было так прекрасно, и мы уже почти стали свободными, осталось совсем немного – и нас бы приняли в лоно величайшей цивилизации, но... не судьба. Пришел Путин и все разрушил. Акунина и других светлых и порядочных людей объявил террористами, возродил тоталитаризм, напал на мирную и добрую Украину и теперь – ай-я-яй, какой негодник – угрожает НАТО, самой миролюбивой организации, которая совершенно случайно и очень мирно расширилась на восток, совсем ничего не имея ввиду.
Вообще, люди, которые пишут такое, всегда интересны. Будят любопытство. Поэтому я никак не смогла пройти мимо и заглянула в журнал Веры Васильевой исключительно, чтобы посмотреть, чем же ее так угнетал тоталитаризм, и с чего это она процветала в те благословенные годы, которые большинство населения нашей страны именует не иначе как нищими, бандитскими и лихими.
И знаете, что оказалось?
Автор – москвичка и моя ровесница. То есть, мы с ней, в общем-то, в одной школе могли учиться и даже в одном классе, читать одни и те же книги и смотреть одни и те же фильмы. У нас, в принципе, примерно одинаковый бэкграунд. Мы ходили по одним и тем же улицам, учились по одним и тем же учебникам, и в тот год, когда на автора повеяло ветром демократической свободы, мы обе только-только закончили школу и, надо думать, поступили в вуз. Я – в технический, автор – в гуманитарный. И почему при прочих равных у нас такое разное восприятие действительности, это, конечно, вопрос, но не главный. Потому что вот она – точка отсчета. Девяностые годы. Благословенные для одних и убийственные для других. И я бы сказала даже так: для меньшинства – благословенные, а для большинства – убийственные.
Ведь пока Вера Васильева и другие избранные радостно наслаждалась надвигающейся на нас демократией, большинство населения этой демократией придавило так, что некоторые не выкарабкались и по сей день. Миллионы людей оказались выброшенными на улицу, остались без работы или с такой зарплатой, что прокормить ни себя, ни семью было невозможно. Закрывались КБ, институты, заводы, фабрики. Пенсии не успевали за инфляцией, и старики выходили на улицы и торговали книгами и подержанными вещами.
Я отчетливо помню, как мы проходили практику от моего университета на загибающемся оборонном предприятии: пустые цеха с заброшенным оборудованием, последние, выживающие на копейки инженеры и прочие специалисты, которые пытались передать нам свой опыт, а мы, опьяненные ветром перемен, все мы, уже точно знали, что не будем работать по специальности. Потому что – увы, негде. Стране больше не нужны инженеры. Стране нужны свободные менеджеры и дизайнеры, маркетологи и журналисты.
Сколько судеб тогда было поломано. Сколько людей смято, сметено и уничтожено.
Мой муж, закончивший Бауманку, пытался первое время продержаться в КБ уникального приборостроения, ему очень нравилась его работа. Но из всех свободных и демократичных СМИ нам кричали, что если ты не умеешь зарабатывать деньги, то ты неудачник и слабак. И муж ушел на вольные хлеба, работал непонятно кем – подвизался на небольшом таможенном терминале, где его инженерные мозги кисли, и, увы, он не справился с ударами судьбы и начал пить. Потому что жизнь его стала пуста. Но кого это волнует, когда – демократия.
А еще свободные СМИ рассказывали нам, простым людям, что вся наша страна – это какое-то позорное историческое недоразумение, что последние семьдесят лет наши деды и отцы были все или жертвами, или преступниками. Что Сталин – кровавый тиран, и Гитлер по сравнению с ним так, милый мальчик из церковного хора, ну, разве что евреев убил, и за это ему, конечно, общественное порицание. И что наши деды во время войны вовсе не совершали величайший подвиг, а тупо закидывали фашистов трупами. А отцы – эти просто врали всем, приспосабливаясь в эпоху застоя. А коммунисты и комсомольцы – либо зомбированные дебилы, либо кровожадные твари.
Я смотрела на своего деда – танкиста, ветерана, простого донецкого шахтера, выбившегося в очень большие начальники, и да, идейного коммуниста, и думала: а он-то кто? Жертва или тварь? И мне от этого демократического западного ветра отчетливо несло душком гнили.
Девяностые годы – это годы унижения нашей страны и ее народа, страшный период истории, когда лучшие люди России, настоящая элита – инженеры, ученые, учителя, врачи, рабочие – влачили нищенское существование, а бандиты, торгаши и обслуживающие их журналисты и политики чувствовали себя хозяевами жизни. А еще это – маркер.
Спросите у любого человека, как он ощущает тот период истории – и вы точно сможете сказать, каких взглядов он придерживается сейчас. Если на человека тогда веяло ветром свободы, значит, вполне закономерно, что сейчас он чувствует то самое «чувство глубокого омерзения», за которым скрывается личное разочарование и, быть может, даже обида. Увы, не получилось до конца развалить страну в угоду великому западному миру, не вышло сделать ее сырьевым придатком цивилизованных стран и получить причитающиеся за это плюшки – ведь каждый из этих людей мнил и до сих пор мнит себя «самым достойным», «интеллектуальной элитой страны».
Потому так и корежит их, что то самое большинство, обманутое в девяностых, подкупленное блестящими фантиками и сказками про Великую Демократию, вдруг прозрело и перестало кормить малочисленную либеральную свору. Потому и корчатся они, испытывают омерзение и называют народ быдлом и стадом. И грустят, вспоминая те «святые» времена.
Ну что ж, остается им только посочувствовать. Потому что я, в отличие от них, только сегодня начала ощущать себя по-настоящему свободной, получив снова право гордиться своей страной, своими предками, своей великой историей, а не ползать на брюхе перед западными кураторами, посыпая себе голову пеплом и извиняясь за собственную «убогость и неполноценность».
А «чувство глубокого омерзения» мы тоже испытываем. Да. Читая тексты и посты вер васильевых.
(С)
Отредактировано: 28 Мар 2024, 18:07.
